Словари не согласны друг с другом

Словари прескриптивные и дескриптивные

Литературная норма в принципе результат конвенции, «общественного договора»,  не естественного порядка вещей; другое важное свойство нормы состоит в том, что она меняется с течением времени под влиянием изменений в языке и в жизни.

Лексикографы, которые составляют орфографические, орфоэпические, грамматические и другие словари, в том числе словари трудностей, рассматривают норму в динамике. И они могут не соглашаться друг с другом в ее оценке: одному специалисту кажется, что настало время зафиксировать языковые изменения в нормативных словарях, а другой уверен, что не надо бежать впереди паровоза и процесс вхождения слова в литературный язык еще не завершился. 

Критерии, в соответствии с которыми те или иные пласты лексики попадают в словарь, тоже могут варьироваться. В частности, в последние десятилетия наметилась тенденция включать в нормативные словари жаргонную и просторечную лексику с соответствующими пометами.

Например, в новейших словарях есть такие слова из молодежного жаргона, как читер и скамить, но поскольку в академических словарях они отсутствуют, пуристы могут настаивать, что «такого слова нет».

При этом некоторые лингвисты, например доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник ИРЯ им. В. В. Виноградова РАН Дмитрий Савинов, выступают против таких новаций, потому что «включение в нормативные словари русского литературного языка просторечной и жаргонной лексики… приводит к тому, что у многих читателей, не имеющих достаточной лингвистической компетенции, складывается ложное впечатление о нормативности употребления подобных слов и их форм в литературном языке в принципе»¹. Нельзя полностью исключить и субъективный фактор: лексикографы — живые люди со своим вкусом и взглядами на язык, которые влияют на их научное творчество.

Но, возможно, в первую очередь отличия между рекомендациями словарей объясняются тем, что разные словари имеют разные задачи.

Дескриптивные словари должны дать как можно более полное описание определенной сферы, зафиксировать все ее лексическое богатство и многообразие. Прескриптивные же словари — это способ унификации и инструмент языковой политики, они ориентированы на строгую норму и создают определенный стандарт, поэтому и охват слов, и количество вариантов в итоге оказываются меньше. В российской традиции долгие годы господствовал прескриптивный подход, тогда как, например, в англоязычном мире преобладает дескриптивный подход, что отчасти объясняет большее количество словарных статей в словарях английского языка по сравнению со словарями русского.

Внутри русской лексикографии эти два подхода тоже можно наблюдать. К примеру, словарь М. В. Зарвы ориентирован на дикторов, поэтому в нем правильным считается только один вариант: речь ведущих должна быть единообразной, а для этого им нужно быстро получить однозначный, не требующий размышления и анализа ответ. Другие словари, наоборот, часто допускают несколько вариантов, потому что их составителям важно показать, как норма меняется с течением времени.

Авторы неорфоэпических словарей уделяют основное внимание аспектам, не связанным с произношением (толкованию, этимологии, правописанию или грамматическим характеристикам), а вопрос об ударении решают по остаточному принципу. Так что если требуется выяснить, какое ударение более соответствует строгой литературной норме, нужно руководствоваться предписаниями именно словаря ударений, если вы проверяете правописание слова, — то орфографического, и т. д.

Вариативность ударения

Несогласие словарей наиболее ярко проявляется в вопросе постановки ударения. В слове петля словарь Майи Зарвы «Русское словесное ударение» рекомендует ставить ударение на последний слог, а в «Большом орфоэпическом словаре русского языка» Марии Каленчук, Леонида Касаткина и Розалии Касаткиной разрешается как петля́, так и пе́тля. Отметим, что еще в начале 2010-х годов при сдаче ЕГЭ по русскому языку нормой считалось только ударение пе́тля, хотя в живой речи уже безоговорочно доминировала петля́, и ученикам приходилось переучиваться.

Слово фольга заимствовано либо через немецкое Folie [ˈfoːlɪ̯ə], либо через польское folga. В польском ударение в большинстве случаев падает на предпоследний слог. В русском изначально тоже было ударение фо́льга, но сейчас все словари рекомендуют говорить фольга́ (вариант фо́льга либо отсутствует, либо снабжается пометами устарелое или допустимое устарелое). Такая же ситуация с вариантами йо́гурт/йогу́рт.

Часто те, кто с трудом выучил в школе сложное правило, громче всех протестуют против изменения нормы — дескать, мы страдали, так пусть и нынешнее поколение страдает.

Не исключено, что вариант зво́нит уже был бы зафиксирован современными словарями как допустимый, если бы не массовое противодействие общества, которое считает ударение на окончании в этом слове маркером грамотной русской речи. Фонетисты при этом не устают говорить о том, что тяготение ударения к началу слова у глаголов — естественный процесс русского языка, длящийся уже два столетия. Ивану Крылову точно так же резали бы слух ударения дру́жит и ве́ртит, так как в его время говорили только дружи́т, верти́т. Этот процесс затронул и существительные. Можно вспомнить пушкинский призра́к невозвратимых дней — это вовсе не коверканье ударения в угоду поэтическому размеру. Тогда говорили и фундаме́нт, и конку́рс, и даже насмо́рк.

Споры о роде

Разночтения могут касаться не только орфоэпических норм. Другая острая тема — род существительных. Самый известный пример — слово кофе. 

В одних словарях у кофе будет указан только мужской род («Большой универсальный словарь русского языка» под редакцией Валерия Морковкина, «Русское словесное ударение», «Словарь трудностей русского языка» Михаила Штудинера, «Большой толковый словарь» под редакцией Сергея Кузнецова), другие дают еще и средний, но с пометой «разговорное» («Русский орфографический словарь» Владимира Лопатина, Ольги Ивановой и Ии Нечаевой), а третьи — мужской и средний без помет («Современный словарь иностранных слов» Леонида Крысина). «Большой толковый словарь русских существительных» Людмилы Бабенко учитывает при выборе рода значение: для значения ‘тропическое дерево’ дает только мужской род, а для ‘напиток’ — мужской и средний без помет. 

Как отмечает Светлана Гурьянова в книге «В начале было кофе», употребление слова кофе в среднем роде наряду с ударениями зво́нит и до́говор стало социолингвистическим фактором, то есть способом указания на социальный статус и образованность говорящего.

Тем не менее первоначально кофе был заимствован в русский, по-видимому, в среднем роде.

«Это слово использовано в рецепте 1665 года, который прописал лекарь Самюэль Коллинз монаршему пациенту — царю Алексею Михайловичу: „Вареное кофе, персиянами и турками знаемое и обычно после обеда принимаемое, изрядное есть лекарство против надмений, насморков и главоболений“»². Предположительно, вариант с мужским родом у этого слова появился под влиянием немецкого, нидерландского и французского языков, а формы кофий и кофей стали распространяться в XVIII веке и были, возможно, как раз следствием изменения рода на мужской. Так что колебания рода у слова кофе были с самого начала, а средний род с пометой «разговорное» в словарях — не новация последнего времени (это есть уже в словаре Ушакова в издании 1935–1940 годов) и не «послабление» со стороны лингвистов. И опять же, если бы не сопротивление общественности, кофе давно бы стал среднего рода по аналогии с другими словами на -о: пальто, кино, какао и т. п.

Кофе среднего рода и другие поводы для волнений: русский язык просит не беспокоиться!Книга Светланы Гурьяновой опровергает мифы и развеивает заблужденияПроблема рода касается и других несклоняемых слов. Так, слово виски в «Большом толковом словаре», «Большом толковом словаре русских существительных», и в «Русском словесном ударении» имеет только средний род, а в «Русском орфографическом словаре» и в «Словаре трудностей русского языка» разрешается и средний, и мужской род. 

Выделение значений

Иногда бывает сложно отличить омонимию двух и более слов (классический пример: ключ от квартиры и ключ, бьющий в овраге) от многозначности одного слова. Слово кисть в «Большом толковом словаре» имеет пять значений:

• ‘часть руки от запястья до конца пальцев’;
• ‘скопление плодов или цветков на одной ветке, одном стебле; гроздь’;
• ‘пучок нитей, шнурков и т. п., служащий для украшения чего-л.’;
• ‘прикрепленный к рукоятке пучок щетины, волоса или синтетических волокон, служащий для нанесения краски, клея и т. п. на какую-л. поверхность’;
• ‘искусство живописи’.

А в «Большом толковом словаре русских существительных» есть три отдельных словарных статьи для трех разных кистей: кисть как часть руки, кисть как гроздь и кисть как инструмент для живописи. 

Одни словари могут выделять несколько значений у слова, а другие ограничиваются одним-единственным. Например, значение ‘небесное тело’ у слова звезда дается всегда, а вот ‘знаменитость’ — только в некоторых словарях. Новые значения слов могут быть вообще не учтены (например, молодежно-сленговое значение ‘нечто, причиняющее боль или берущее за душу’ у слова стекло). 

Язык и закон

В последнее время российские законодатели обеспокоены вопросами литературной нормы в целом и унификацией предписаний нормативных словарей в частности. В 2023 году в Минпросвещения заявили, что «перечень нормативных словарей, справочников и грамматик станет первым единым комплексом справочной информации о нормах современного русского литературного языка», а «их переиздание будет проходить не реже одного раза в пять лет». Учитывая развернувшуюся борьбу с иностранными заимствованиями, в первую очередь с англицизмами, эта инициатива отражает усиление прескриптивистского подхода к языку: авторитетные лингвисты должны общими усилиями решить, как правильно говорить и писать. 

Задача нормирования языка относится к числу приоритетов языковой политики, и это понятно: наличие и соблюдение норм обеспечивают культурную преемственность, взаимопонимание людей, говорящих на одном языке, сокращает издержки, связанные с анализом неграмотных, небрежно написанных текстов. Но нормативные словари необходимы в первую очередь для использования русского языка как государственного, они не могут регулировать общение с коллегами, родными и друзьями, деловую переписку, публицистику, не говоря уже о поэзии и прозе. 

Истории известны примеры того, чем заканчивались попытки полностью законсервировать литературный язык, оградить его от влияния живой речи.

Один из наиболее показательных — латинский язык. Изначально римляне говорили и писали примерно одинаково, но постепенно живая речь стала все больше отличаться от письменного языка. Возникли протороманские, а затем и романские языки — но вся ранняя средневековая литература долгое время продолжала создаваться почти исключительно по-латыни. Точно так же никто не будет соблюдать в обычном повседневном общении устаревшую норму произношения, даже если словари на ней настаивают.

И все-таки, как правильно?

Судя по вопросам, на которые отвечает справочная служба Грамоты, многие пользователи теряются, когда видят несколько возможных вариантов произношения слова, словоизменения или синтаксического оформления фразы. Мы не привыкли к свободе выбора, она многих смущает или пугает.

Как быть, если словари не согласны друг с другом? Назовем несколько объективных и субъективных критериев, которые помогут действовать в такой ситуации.

1. У специализированных словарей (орфографических, орфоэпических и т. п.) есть преимущества перед универсальными.  
2. Академические словари (созданные в учреждениях РАН и имеющие соответствующих гриф) заслуживают большего доверия, чем остальные.
3. При выборе из нескольких словарей лучше опираться на более новые.
4. Если вы хотите оставаться в рамках строгой нормы (в публичном выступлении или в официальном документе), обращайте внимание на пометы: слова, имеющие даже в части словарей пометы разг., прост., жарг., устар., лучше не использовать.  
5. Решите, какая норма вам ближе — старшая или младшая (от этого, например, зависит, скажете ли вы [тэрмин] или [т’ермин]).

И самое, пожалуй, главное: варианты нормы — это нормально! В конце концов, у каждого из нас есть собственный идиолект, собственные речевые пристрастия, одни формы нас раздражают, а другие мы употребляем охотно. Не так много случаев, когда кодифицированный литературный язык оставляет нам свободу выбора, поэтому можно смело ей воспользоваться.