Майя Владимировна Зарва — о пользе словарей для работников радио и телевидения

Основная черта литературного языка — общепринятость и потому общепонятность. Это обеспечивается единством языковых норм — принятых в речевой практике образованных людей определенных правил произношения, словоупотребления, грамматики, стилистики и др. Как единообразное правописание создает в письменной речи постоянство зрительной формы слова, так единообразное произношение и ударение рождает в устной речи постоянство слуховой его формы и воспитывает автоматизм восприятия. Мы узнаём слово без каких бы то ни было усилий, без малейшей затраты умственной энергии. При этом наше внимание целиком направлено на смысл речи, оно не расходуется непродуктивно. Таким образом, соблюдение языковых норм ведет к экономии умственных сил и облегчает процесс языкового общения. Вот почему понятие нормы является центральным понятием теории культуры речи.

«Норма литературного языка в сознании говорящих обладает качествами особой правильности и общеобязательности, она культивируется в передачах радио, телевидения, в театре, в массовой печати и является предметом и целью школьного обучения родному языку»¹.

Правда, в процессе развития языка возникают многочисленные варианты слова:

• фонетические (пенсия — пе[нь]сия),
• орфоэпические (булочная — було[шн]ая),
• акцентные (пе́тля — петля́, и́скриться — искри́ться),
• морфологические (то́поли — тополя́),
• словообразовательные (нормализова́ть — нормализи́ровать) и др.

Они возникают как следствие языковой эволюции и обусловливаются разнообразными причинами.

Варианты существуют в любом развитом языке, исследуются учеными в плане историческом («новый» — «старый»), социально-профессиональном («общеупотребительный» — «специальный»), cтилистическом («книжный» — «разговорный» — «просторечный»).

Нередко орфографические словари приводят три-четыре варианта слова, давая их языковую оценку. Однако когда речь идет не о теоретическом осмыслении проблемы вариантности, а о чисто практической задаче — выборе из ряда существующих рекомендуемого варианта в такой сфере человеческого общения, как звучащая массовая коммуникация, — возникает «острая проблема языковой нормы»².

Не случайно еще на заре радиовещания в дикторской группе появилась картотека «трудных слов». Туда заносили слова, вызывавшие затруднения в плане их значения, произношения, ударения, словоизменения, стилистической окраски. Так закреплялось единообразие в употреблении, звучании слова в эфире, которое помогало избегать моментов, отвлекающих от содержания информации, помогало устанавливать тесную связь между информатором и реципиентом — связь, довольно хрупкую в условиях дистанционного общения.

В период подготовки передачи получить нужную справку о произношении слова и ударении в то время было затруднительно: картотека находилась в дикторской группе в Путинковском переулке, а передачи велись не только из расположенных там студий, но и из студий Центрального телеграфа, студий Дома звукозаписи на улице Качалова. Так возникла мысль издать картотеку в виде словаря, который мог бы иметь при себе каждый диктор, комментатор, репортер, идущий к микрофону. Поэтому в 1951 году Радиокомитет издал справочник «В помощь диктору», в котором было всего пять тысяч слов. Ho и это издание доказало крайнюю необходимость такого пособия, и уже в 1954 году был опубликован значительно расширенный «Словарь ударений. В помощь диктору», включавший в себя тридцать пять тысяч слов. Оба издания предназначались для внутреннего пользования. Лишь в 1960 году в издательстве «Советская энциклопедия» вышел «Словарь ударений для работников радио и телевидения», предназначенный для самой широкой аудитории. Впоследствии в течение многих лет выпуск словаря осуществляло издательство «Русский язык».

Все эти издания отличались значительным своеобразием по сравнению с другими словарями произношения и ударения. Во-первых, в них входили как имена нарицательные (новая лексика; термины науки, техники, культуры, уже встречавшиеся или способные встретиться в текстах передач; книжные по окраске слова, имеющие ограниченную сферу применения и потому малознакомые и малопонятные, и др.), так и собственные (географические названия, имена и фамилии политических и общественных деятелей, работников науки и культуры; названия органов печати, информационных агентств и др.). Вo-вторых, что весьма существенно, здесь рекомендовался единственный вариант произношения и ударения из стремления к единообразию, устранению разнобоя в эфире.

Не случайно в предисловии к словарю подчеркивалось: «В настоящее время радиовещание и телевидение являются основными пропагандистами культуры устной речи, существенную часть которой образуют нормативное ударение и произношение. Некоторые исследователи полагали, что подобный принцип обедняет представление о богатстве и многообразии возможностей, заложенных в основе русского языка. Но так могли думать лишь те, кто не был знаком с особенностями использования языка в условиях звучащей массовой коммуникации, когда каждое отступление от привычной нормы, привлекая внимание к себе, отвлекает от речи, непрерывно развивающейся во времени и не позволяющей вернуться к непонятному, осмыслить неусвоенное. Только такая установка делала возможной и эффективной функционирование звучащей массовой коммуникации».

Словарь пользовался большой популярностью. С 1960 по 1993 год вышло семь его изданий, которые никогда не залеживались на полках. Хорошо известен он был и за рубежом.

Мне приходилось работать в университетах Франции, Италии, Чехословакии, и везде при первом знакомстве с преподавателями кафедры русского языка меня торжественно вели в факультетскую библиотеку и показывали стоящий на самом видном месте «Словарь ударений для работников радио и телевидения», который они считали своей настольной книгой.

Однако с 1993 года прошло семь лет. Менялись социально-экономические условия жизни в стране, менялся и ее язык. Это должно было найти отражение в словаре. Более двух лет велась подготовка к новому, восьмому, изданию. И вот весной 2000 года словарь вышел в свет.

Работа над восьмым изданием требовала огромного труда. С одной стороны, за эти годы вышло большое количество различных словарей, рекомендации которых нельзя было не учитывать. Требовалось тщательное, скрупулезное сопоставление предложенных в последнем издании «Словаря ударений» вариантов с вариантами, зафиксированными в более поздних словарях. Особая сложность заключалась в том, что данные этих словарей не всегда совпадали. С другой стороны, на помощь пришел интернет.

В этих словарях отражены изменения, возникшие в живой речи наших современников, причем многие из этих изменений приобрели со временем характер новой нормы. Назову лишь некоторые из словарей.

При подготовке восьмого издания впервые были использованы уникальные возможности, появившиеся с возникновением такой своеобразной информационной системы, как интернет. Если раньше, стремясь установить соответствие между рекомендуемыми орфоэпическими и акцентными нормами и тем, как они реализуются в живой речи жителей России, организовывали опросы нескольких десятков людей — носителей русского литературного языка, то теперь редактору седьмого издания, доценту МГУ М. А. Штудинеру удалось составить список имеющих вариантные разновидности слов и, введя в систему интернета свыше пятидесяти тысяч запросов, получить ответы о предпочтительных вариантах почти у десяти тысяч наших современников. Цифра внушительная, позволяющая с большой долей уверенности сделать выводы о реально действующих нормах и в нужных случаях вносить необходимые коррективы.

Чрезвычайно интересный и значимый эксперимент! Который, я думаю, прочно войдет отныне в практику лингвистов-словарников и поможет с меньшими душевными муками решать вопрос, чему отдать предпочтение в литературных вариантах, различающихся по месту ударения, таких как апарта́менты — апартаме́нты, кулина́рия — кулинари́я, симме́трия — симметри́я, заржа́веть — заржаве́ть, кла́ксон — клаксо́н, патриа́рхия — патриархи́я, ма́льчиковый — мальчико́вый, ортопе́дия — ортопеди́я, Доме́нико — Домени́ко, Нью́тон — Ньюто́н, Джа́комо — Джако́мо и др.

Аналогичная проблема возникает при оценке литературных вариантов, различающихся особенностями произношения: энергия [н’э] / [нэ], протектор [т’э] / [тэ], регби [р’э] / [рэ], супермен [м’э] / [мэ], тореро [р’э] / [рэ], скучный [чн] / [шн], булочная [чн] / [шн], Конан Дойл — Конан Дойль, Вильям Шекспир — Уильям Шекспир и т. д.

Восьмое издание «Словаря ударений русского языка» будет большим подспорьем для всех работающих у микрофона.

Хочется лишь, чтобы не повторялась ситуация, которую, увы, приходилось не единожды наблюдать прежде: гигантский труд авторами завершен, словарь вышел в свет, экземпляр его лежит в студии, но... ведущий передачи, убежденный в собственной непогрешимости, не считает нужным посмотреть в словарь и проверить произношение и ударение слова, распространенного в бытовой речи в искаженном, нелитературном виде.

Так появляются в эфире: общение двух президентов важно́ (вместо ва́жно); деби́тор (вместо дебито́р) задолжал к этому времени огромную сумму денег; нововве́денные (вместо нововведённые) правила; вчера в «Вечерней Москве» был помещен некро́лог... (вместо некроло́г); пригласили старую опытную акушёрку (вместо акушерку); прошло восем (вместо восемь) дней; обновленный музэй (вместо музей) открыл двери для посетителей; неожиданный инциНдент (вместо инцидент) вызвал возмущенные комментарии; перевал в Альпах Бреннер... (вместо Бреннер [рэ, нэ]; гoсудаpcтвo Бруней (вместо Бруней [нэ]) и т. д.

Грешит речь в эфире и стилистическими несообразностями, нарушением сочетаемости слов, лишающим высказывание логики, элементарного смысла: ...об этом говорят осторожно, так как боятся спугнуть немногие наметки (?), которые у них есть; ...они поставили в эпицентр своих ценностей (?) ангелов. Строка из песни: Чтоб выплеснуть израненную боль (?). О К. И. Шульженко: Она была женщиной от мозга до костей (?).

А ведь слушатели в значительной своей части продолжают считать речь, звучащую в эфире, эталонной, образцовой, стараются ей следовать. И если у многих представителей старого поколения сохранились в памяти нормы, пропагандировавшиеся в шестидесятых-семидесятых годах лучшими дикторами телевидения и радиовещания, несшими истинную культуру речи в массы, то у молодежи подобных навыков нет: речь, которую они слышат сегодня в эфире, представляется им «самой лучшей», такой, которой нужно учиться, которую следует запоминать, — и это ужасно.

Закономерно, что зрители и слушатели, заметившие грубые ошибки в теле- и радиопередачах, пишут возмущенные письма, в которых... Право, не хочется знакомить вас с тем, что в них написано...

* Некоторые примеры любезно предоставлены М. А. Штудинером.