Врач Андрей Гришковец — сторонник канцеляризмов в медицинской документации, но не в живой речи

Почему у хороших врачей часто бедная речь

В начале 2000-х годов я еще был журналистом, а работать в сфере медицины начал в зрелом возрасте; к этому моменту речь у меня уже была сформирована. И конечно, меня поразило, какое количество терминов используют медики. Но я бы не сказал, что у нас есть какой-то особенный жаргон, выходящий за пределы собственно терминологии. 

Врачи называют вещи своими именами: если человек умер, то в общении между собой они скажут о нем усопший, умерший или труп. Правда, лет десять назад от травматологов я услышал грубое выражение он врезал ‘он умер’. Иногда обычные слова врачи применяют в качестве узкого термина — например, самотеком говорят о пациенте, который пришел госпитализироваться без направления. 

Врачи очень вовлечены в свою работу, варятся в собственном соку. В немецком языке есть очень точное составное слово, которое, как кажется, совершенно непереводимо на русский — Fachidiot, от Fach ‘область, отрасль’ и Idiot ‘идиот’. Им обозначают человека, который сильно продвинулся в какой-то узкой области, но ничего не понимает в других вопросах. Idiot в немецком, кстати, не имеет такого отрицательного значения, как в русском. 

Многие врачи оказываются Fachidiot'ами, потому что объем информации, который им нужно усвоить во время обучения, поистине огромен. Речь врача часто выдает человека не очень эрудированного за пределами профессии, не то чтобы разностороннего. 

Если ты хороший доктор, то, возможно, ты читал очень мало немедицинских книг. 

Обучение обычно длится десять лет — ты поступил в 18, а в 28 тебе уже, скорее всего, надо думать о семье и детях, нет времени на дополнительное образование. Поэтому богатая речь и эрудированность, как правило, отличают тех докторов, которые интересовались всем подряд в школе и много читали еще до начала медицинской жизни.

Человеку, далекому от медицины, трудно составить представление о жизни врачей, об их общении. На русском языке хороших сериалов про медиков нет. Из зарубежных фильмов все знают «Доктора Хауса»: с точки зрения клинических решений там всё описано идеально, хорошо показаны отношения внутри коллектива. Но вот такой своенравный и скандальный персонаж, как Хаус, — это, конечно, абсолютный вымысел; никакая больница подобного человека терпеть не будет.

Как возникает и используется медицинская терминология

Основа медицинской терминологии — слова латинского и древнегреческого происхождения. Латинский язык долгое время был международным языком науки, врачи до сих пор изучают в университетах медицинскую латынь. 

В анатомии больше латинских терминов (vertebra ‘позвонок’, manus ‘рука’), в клинике — греческих (myalgia ‘миалгия, ‘боль в мышцах’; от др.-греч. μῦς ‘мышца’ и ἄλγος ‘боль’, ‘страдание’), потому что искусство врачевания было более развитым в Древней Греции, и соответствующая лексика была заимствована оттуда. При этом трудов на хинди и на арабском, посвященных медицине, также очень много.

Русская латыньДаже тот, кто никогда не изучал латинский язык, не избежал его влиянияПо моему мнению, современные медики продолжают использовать латинский язык просто по традиции, никакого клинического смысла в этом нет. Пару сотен лет назад латынь использовали из соображений кастовости: хотели отгородиться от всех остальных, показать свою значимость. Мол, наше искусство настолько глубокое и высокое, что даже язык у нас особый и непонятный. 

В советское время была установка на пуризм, из-за чего в русском языке больше калек с латинского, чем, например, в английском. Английский термин в большинстве случаев выглядит как в латинском или отличается лишь незначительно: ср. лат. cavitas nasalis, англ. nasal cavity, рус. носовая полость. 

Многие термины не имеют адекватных русскоязычных аналогов; сказать то же самое по-русски будет гораздо длиннее, что непрактично.

В современном языке медиков появились англицизмы. Это связано с тем, что технологии приходят из англоязычной науки, а иногда заимствовать просто удобнее. Например, слово комплаентность восходит к английскому patient compliance и означает ‘приверженность (пациента) лечению’.

У психиатров совершенно особый язык, который не всегда поймут врачи других специальностей. Русская психиатрическая школа — одна из немногих медицинских дисциплин, которая безусловно имеет мировое значение, помимо разве что военно-полевой хирургии. Поэтому, например, многие синдромы в общемировой практике названы фамилиями русских врачей, которые их описали (например, синдром Корсакова¹); эти фамилии обычно сохраняются при переводе на другие языки. 

Другой пример — в психиатрии есть синдром автоматизма. Обычному человеку кажется, что здесь имеются в виду действия по инерции. В действительности этот синдром связан с мыслями и действиями, которые как бы навязаны извне. Бред и галлюцинации относят к продуктивной симптоматике, но речь не идет о том, что что-то продуцируется, а скорее, когда больной видит и слышит то, чего нет. Антонимичное понятие — негативная симптоматика: утрата некоторых эмоций у человека с психическим расстройством. 

Нужно ли врачу говорить и писать понятно для пациента

Многие врачи не осознают, что тот или иной медицинский термин может быть незнаком обычному человеку, — им из-за постоянного общения с коллегами и чтения специальной литературы кажется, что эти слова общеизвестны. 

В общении с больными врачу обязательно нужно уметь объяснять медицинские термины простыми словами. Я могу сказать пациенту: «У вас пневмония». Но лучше сказать воспаление легких, тогда ему точно будет понятно. И несмотря на то, что я написал много научно-популярных статей, иногда трудно объяснить неспециалисту тот или иной момент на понятном языке. То, что нам, врачам, кажется тривиальным, человеку вне медицины может не быть известно.  

Естественно, пациенты в большинстве случаев не знают, как действует лекарство, и задача врача — адекватно объяснить этот механизм, но при этом не «грузить» пациента подробностями. Это настоящее искусство в медицине, тесно связанное с развитием речевых навыков. 

Надо сказать ровно столько, сколько пациенту реально нужно, не больше и не меньше. 

Например, предупредить о возможных побочных эффектах: «Это лекарство расширяет сосуды, но одновременно может раздражать дыхательные пути, у вас может быть кашель, но он не опасен». Однако слишком глубоко погружаться в процесс лечения пациенту не нужно, потому что это повышает уровень тревожности, — часто врачам приходится объяснять и это. 

Может ли врач обманывать? Закон обязывает нас информировать пациента о его состоянии. Если болезнь смертельна, нельзя это скрывать. Иногда родственники просят соврать больному, потому что он будет тяжело переживать эту новость. Но для врача это административная (а потенциально и уголовная) ответственность, поэтому вряд ли он на это пойдет.

Что касается почерка, то выражение «почерк врача» уже стало идиоматическим. Есть представление, что врачи очень некрасиво и неразборчиво пишут. В большинстве случаев это так и есть. Причина проста — огромный объем бумажной работы, которая ложится на плечи врача; тут не до каллиграфии. Врачам до сих пор приходится писать от руки справки и рецепты, хотя сейчас, конечно, меньше, чем раньше. Не помню, когда я в последний раз писал от руки историю болезни — кажется, в 2015 году. А рецепты я для удобства всегда пишу печатными буквами.

Иногда из-за своей прямоты врач может показаться бесчувственным. Но такая манера объясняется тем, что ему надо беречь и себя тоже. Поэтому я горячий сторонник канцеляризмов в медицинской документации: за предельно сухими словами и выражениями можно спрятаться и эмоционально не вовлекаться слишком сильно в проблемы больного. Иначе врач просто не сможет работать — он либо уволится, либо столкнется с профессиональным выгоранием. 

Со стороны врача важно сочувствие по отношению к пациенту, которое предполагает понимание состояния, в котором находится сам пациент или его родственники.

Но не должно быть сострадания — я подразумеваю под этим словом буквально совместное страдание, которое действует разрушительно. 

Примерно год я работал заведующим отделением терапии в городской больнице, которая специализировалась на онкологии. В мое отделение попадали только те, у кого были осложнения. Большинство из них не выздоравливают, и задача врача — облегчить их страдания, поддержать в трудные моменты. И тут очень важна эмоциональная дистанция. Врач должен играть роль стороннего участника — не стороннего наблюдателя, а именно участника. 

Какие слова из медицинской сферы сегодня популярны

Важно понимать, что внутри профессиональной среды и за ее пределами актуальны разные слова. Я был организатором медицинской части акции Грамоты «Слово года». Как врач я бы назвал словом года нейролинк — чип, который разработала американская нейротехнологическая компания Neuralink, основанная Илоном Маском. Чип представляет собой капсулу-приемник, от которой к мозгу идут нитевидные электроды. Я думаю, что эта разработка без преувеличения изменит ход цивилизации. 

Вместе с тем я понимаю, что для «слова года» как социального проекта важна актуальность в жизни обычных людей здесь и сейчас, а не какие-то перспективные разработки, ценность которых пока мало кто осознает. В этом смысле более актуальным словом был оземпик — средство для похудения, разработанное датской компанией Novo Nordisk. Оно стало невероятно популярно и существенно увеличило ВВП Дании.