Цифра в публицистическом тексте

Часто говорят, что цифры управляют миром;
нет сомнения в том, по крайней мере,
что цифры показывают, как он управляется.
Иоганн Вольфганг Гете

До XVIII века в русской письменности для обозначения количества пользовались буквами славянского алфавита, которые на письме выделялись титлами, точками и подстрочными знаками. До нас дошли цифровые алфавиты, которые регламентировали употребление цифровых знаков и таблиц, облегчавших счет. Сохранилась, например, таблица умножения от единицы до ста — «Счет греческих купцов» в рукописи Псалтыри XVII века. Буквенная система была сложной, при чтении цифр возникали трудности. Она была пригодной лишь для простейших счетных операций и передачи элементарных математических представлений.

Освоение новой цифровой системы, принятой в Европе еще в XVII веке, шло в русле реформы Петра I, заменившей церковнославянский шрифт на гражданский. Впервые арабские цифры, которыми мы пользуемся по сей день, были применены в «Арифметике» Леонтия Магницкого (1703), и, несмотря на то что церковь объявила нововведение ересью, буквенная система с этого времени стала вытесняться из обихода новым написанием цифр. Рисунок арабских цифр гармонично сочетался с начертанием букв гражданского шрифта, которым с 1708 года стали печататься все художественные и мануфактурные (технические) книги.

Формирование имени числительного — части речи, служащей для обозначения количества, шло параллельно с развитием математических представлений — от первичных (о единицах счета) до представлений множества. «Грамматическое строение современных русских числительных ярко отражает приемы приспособления архаической морфологии к новым формам мышления»¹.

Первоначально числа от одного до девяти воспринимались как имена или предметы счета. Первым числом, обозначавшим отвлеченное понятие, было число «десять». Предметно осознавалось и число «сто», подтверждение чему находим в древних памятниках письменности: «…купил Александр посадник четвертую часть, а дал на ней двадцать рублев и сто»². Число-предел «тысяча» было единицей счета и одновременно означало «земское войско». Для обозначения десяти тысяч, следующей ступени осознания количества, воспользовались словом «тьма» (взято душ более тьмы), параллельно понимавшимся как «бесчисленный», «несметный». Число «тьма» изображалось условным значком — кружком, внутри которого ставились буквы, соответствовавшие количеству единиц. «Миллион» — тысяча тысяч — не был освоен как счетная единица древнерусским языком. Из однокоренных с ним слов в «Материалах для словаря древнерусского языка» Измаила Срезневского приведена только миля — мера расстояния: За Римом, за пядесятъ миль (памятник XV века). «Миллион», «миллиард» и другие обозначения больших количеств утвердились в русском языке лишь в эпоху Петра I. Новые числовые понятия осваивались путем привлечения выработанных языком грамматических категорий рода, падежа, в некоторых случаях числа имен существительных и прилагательных.

К началу XVIII века русская письменность располагала двумя способами выразить количественные значения — словом и цифрой.

Нельзя полностью отвлечься от той
техники, с помощью которой язык то
и дело фиксируется; надо познакомиться
с ее выгодами, ее недочетами
и таящимися в ней опасностями.
Фердинанд де Соссюр

Казалось бы, выбор между словом и цифрой при обозначении числового значения не должен представлять особой сложности, тем более что выбор этот оговорен правилами, принятыми издательской практикой. В них, заметим, просматриваются традиционные для русской письменности представления о том, как следует изображать количество на письме. Числа в пределах первого десятка, легко осознаваемые предметно, рекомендуется изображать словом. Словесная форма используется также для всех количественных значений в текстах художественной и близкой к ней литературы, где точность передачи количества не играет, как правило, решающей роли. В случаях, когда важно сообщить точное числовое значение в литературе научной и технической, предпочтение отдается цифре. Однако жанровое и стилистическое своеобразие журналистских публикаций, активные поиски выразительной формы представления в тексте фактического материала часто создают предпосылки для отхода от общепринятых рекомендаций и делают выбор между словом и цифрой практически важной задачей.

Цифра, включенная в словесный текст, прерывая ряд слов, всегда останавливает на себе внимание. Цифра «бросается в глаза» зачастую еще до прочтения всей фразы. На первый план выступает не содержательная информация, а выразительная сторона количественной характеристики явления. Не случайно цифры так часто включают в заголовочные элементы публикаций — собственно заголовки, начальные фразы, выделенные шрифтом, лид. «Оптический эффект» цифры хорошо известен составителям рекламных текстов. Специальные исследования позволили им, например, выработать рекомендации по назначению предельных цен. В пределах от 1 до 9,99 рекомендуют обозначение цен цифрами, оканчивающимися только на 5 и 9. В пределах от 10 до 99,99 рекомендуется круглая цифра или оканчивающаяся на 50.

Включенная в словесный текст, цифра подчиняется законам, на основе которых формируется целостность словесного текста. Увидев цифру в тексте, мы всегда мысленно произносим ее в именительном падеже и лишь при дальнейшем продвижении по тексту понимаем, что падеж надо изменить. Приходится останавливаться, возвращаться к началу фразы — процесс восприятия замедляется и усложняется, тем более что склонение многозначных числительных — камень преткновения для многих, даже для опытных дикторов. Несмотря на то что в устной речи существует явная тенденция к упрощению склонения числительных, правила письменной речи пока остаются неизменными. Практическая рекомендация в этом случае очевидна: надо так построить фразу, чтобы числовое значение входило в нее в именительном падеже.

До недавнего времени самым большим числом, которое встречалось в газетных публикациях, был миллиард. Сейчас мы свободно оперируем числом триллион. Будут ли в ближайшее время освоены языком газеты следующие числовые разряды — квадриллион, септиллион и другие, сказать трудно. Однако очевидно, что цифры с пятнадцатью и более нулями трудно прочитать и тем более трудно осознать. Их цифровая запись может служить лишь привлечению внимания, значение же нуждается в специальной расшифровке.

Примеры, взятые нами из журнальной подборки, представляются убедительными:

Существующая в практике смешанная буквенно-цифровая запись больших количественных значений упрощает их написание и облегчает восприятие информации. Сравним заголовок и текст приведенной ниже заметки:

Буквенно-цифровая запись в заголовке читается легче.

Трудности представляет и образование многозначных порядковых числительных. Так, заголовок «1 100 000 000-й гражданин», бесспорно, привлечет к себе внимание, но каждый испытает затруднение при попытке прочитать его вслух или изобразить на письме словами (предоставляем читателю возможность самому проделать этот простейший лингвистический эксперимент!)

...механизм языка надо знать,
чтобы удобнее им владеть.
Александр Реформатский

В процессе освоения словом значения цифры между словом и цифрой образуется своеобразная пограничная зона. Затруднения пишущих, вызванные вариативностью грамматических форм имени числительного и синтаксических связей при употреблении так называемых счетных оборотов, свидетельствуют об активности идущих процессов. Практическая стилистика фиксирует эти затруднения, но ее рекомендации учитываются далеко не всегда, и в тексте журналистских публикаций появляются конструкции, которые говорят о непонимании семантики собирательных числительных и незнании правил их употребления (...сейчас в нем [валютном секторе] восемь человек вместо двоих; ...разбор повзводно, когда двое долбят пятнадцатерых), а также конструкции, чтение которых затруднит любого читателя (...ледокол обошел Антарктиду за 162 суток). Не принимается во внимание возможность выбора между качественной и количественной характеристиками при употреблении счетных оборотов и т. д.

Особое значение в журналистском тексте, насыщенном цифрами, приобретает точность синтаксических и смысловых связей. Автор газетного текста редко ограничивается простым предъявлением количественных характеристик, гораздо чаще они выступают в сравнении друг с другом, выявляют динамику процессов, служат основанием для вывода. Цифра и слово, числовой показатель и единица измерения образуют в представлении читателя смысловое единство, включение которого в текст необходимо оправдать логически. Величины должны быть сопоставимы. Однако часто это очевидное требование, последствия которого особенно ощутимы при анализе операций с денежными единицами, нарушается:

Читатель не сможет сопоставить числовые значения и в том случае, если заимствованные из отчетов данные представлены бессистемно:

Провести сравнение между точным и приближенным числовым значением невозможно, так же как сравнить увеличение на указанное количество процентов с увеличением в 3,5 раза. О непроработанности исходного материала свидетельствует в данном случае и стилистика текста (оставлена типичная для канцелярского языка конструкция с предлогом по).

Стереотипы канцелярского языка часто сопутствуют цифрам даже при описании реальной жизненной ситуации, когда автор, казалось бы, не должен подпадать под влияние официального источника. Особенно часто это проявляется при обозначении пределов и приблизительных количественных значений:

Цифре как знаку изначально присуща информативность. Однако обилие цифр далеко не всегда свидетельствует о полноте представлений автора и глубине проникновения в суть явлений. Часто это результат поверхностных наблюдений, поспешности, непродуманного заимствования из оказавшихся под рукой источников. Совет руководствоваться здравым смыслом на деле помогает мало.

Попробуем разобраться в цифрах газетной публикации под рубрикой «Путешествие в прошлое». Автор предлагает нам взглянуть на жизнь простого московского обывателя в 1913 году, узнать о его финансовых возможностях, о ценах того времени. Итак, фотоаппарат стоил от 18 до 50 целковых, благовонное мыло — 60 копеек, хорошие сигары — 7 рублей за 100 штук, карманные часы вороненой стали с цепочкой — 1 рубль 50 копеек. А вот сгущенное молоко для детей — 85 копеек за банку. Говорится и о том, сколько стоило средство для уничтожения мозолей, посещение бани, поездка на извозчике. Не будем подвергать сомнению точность этих цифр. Они, видимо, заимствованы из газет того времени. Но могут ли приведенные цифры дать представление о реальной стоимости товаров? Чем объясняется их выбор? Почему названа цена хороших сигар и ничего не сказано о цене на хлеб, молоко, мясо? Как соотнести цены 1913 года с ценами, существующими сегодня? Ответа на этот вопрос читатель не получит. Несмотря на обилие цифр, материал не информативен.

Цифра — трудный для журналиста вид фактического материала, требующий внимания, точности, знания предмета и владения приемами литературной обработки текста.

Нужно только раз получить интерес к этим дробям, нулям, нуликам, к этой вообще цифровой крупе, которой усеяны статистические книги и таблицы, как все они, вся эта крупа цифр начнет принимать человеческие образы и облекаться в картины ежедневной жизни, то есть начнет получать значение не мертвых и скучных знаков, а, напротив, значение самого разностороннего изображения жизни.
Глеб Успенский

В русскую публицистику цифра вошла в конце XIX века. Сухие сводки земской статистики ожили под пером Глеба Успенского, обнаруживая для читателя «боль, спрессованную в маленькую цифру»³. Цифры стали предметом исследования писателя и средством публицистической типизации явлений. Показательна, в частности, его работа над заголовками очерков цикла «Живые цифры». Из сводок статистики взята цифра 0,25 лошади на крестьянский двор, давшая название очерку Четверть лошади. Заголовки Ноль целых! и Три ужасных нуля — пример эмоционального осознания бесстрастных числовых значений. Первоначальными вариантами заголовков Квитанция и Брошенные дети были Сотая часть родной матери и 26 000 брошенных детей.

В наше время цифра в публицистическом тексте выполняет все основные функции фактического материала, выступая не только как информация, но и как аргумент в логическом построении, и как эмоционально окрашенная иллюстрация в более свободном, чем аналитическая конструкция, организованном тексте. Так, включив в очерк о российском Севере найденный в архиве бланк переписи скота, заполненный в далеком 1894 году, журналист добавил в текст местного языкового колорита: Верблюидов — 0, муилов и ослов — 0, тонкорульных овецов — 0, свиньов — 0, козлов — 0, рогатых скотов — 0, рогатых оленей — 2400, собак всяких — 667, кошек — 1.

«Для плановиков цифра, статистика — все равно что карта для морехода. Недалеко уйдет корабль, если на лоции неверно нанесены моря, мели и рифы, в экономике неточность обходится еще дороже», — писал, предупреждая о сложности работы с цифрами, журналист Василий Селюнин, автор многих публикаций на экономические темы. Способность осознавать значение цифр, соотносить их друг с другом, быстро делать в уме вычисления дана от рождения не каждому. Вводя цифру в текст, журналисту следует заботиться о том, чтобы она не прошла мимо внимания читателя и была им воспринята. Существующие приемы научной популяризации: сравнение сложных явлений с простыми, а наблюдаемых впервые — с привычными и понятными, — работающим с цифрами известны. Одна группа приемов основывается на математических методиках — подсчете, вычислении процентов и средних величин, округлении числовых значений, сопоставлении. Уже само предъявление цифры, знака точного по своей сути, может стать свидетельством достоверности фактов и средством их оценки. Другая группа реализует традиционные приемы риторики. Это обращения к читателю, акцентировка цифровых значений в авторском комментарии, придание ему экспрессивной окраски, замечания о порядке изложения, вопросо-ответные построения, риторические вопросы. Под пером публициста происходит своеобразный синтез двух различных подходов к осмыслению числовых значений, корректируемый требованиями жанра.

Приведем фрагмент текста экономического обзора, выделив в нем авторский комментарий:

В тексте обзора много цифр, обозначающих большие величины, целые и с десятичными долями, много процентных показателей. Читателю трудно в них разобраться, и автор приходит ему на помощь. Он не оставляет в своем комментарии без внимания ни одну цифру, объясняет ход математических операций, предлагает читателю провести вычисления (это проверенный способ удержать внимание и подвести к самостоятельному выводу).

В таком жанре, как очерк, расчеты обычно несложны и часто ведутся «за текстом». Перед нами очерк, написанный тем же автором, что и приведенный выше. Приемы представления цифр здесь те же, что и в обзоре, но «работают» они по-другому. Если в обзоре цифры были главным предметом исследования, расчеты велись для того, чтобы выявить их скрытый от читателя смысл, в очерке анализ количественных показателей и «картины жизни» выступают в единстве. Комментарий к цифрам дается в ходе спокойной беседы с читателем, определяющей общую тональность изложения и выбор выразительных средств, скупую и точную оценку ситуации (текст очерка приводится с сокращениями):

Выясним, что же происходит с железнодорожным транспортом.

Еще один пример из очерка:

Ситуация, описанная здесь, предельно проста и не требует специальных пояснений. Единственная цифра — результат подсчетов, проведенных не автором, а героями очерка, но цифра красноречивая!

В исследованиях публицистического стиля цифры обычно не рассматривают как органическую часть газетного текста, считая их принадлежностью деловых документов и научной литературы⁴. Отсюда и главная рекомендация — умеренно использовать цифровые данные. Однако журналистская практика опровергает эту точку зрения, активно реализуя возможности, возникающие на границе между двумя уровнями общей системы языка — цифрой и словом. Представление о тексте как о смысловом и стилистическом единстве не допускает дискриминации входящих в него элементов.