Лингвистический пуризм: как в разных странах защищают государственный язык от внешнего влияния

Исландия: язык как историческое наследие

В XIX веке писатели и другие образованные люди Исландии начали движение за максимальное избавление языка от иностранных слов. Эта работа проводилась с целью замены старых заимствований, особенно из датского языка, и продолжается по сей день.

Деятели Исландского национального движения стремились избежать использования заимствованных понятий, заменяя их собственными неологизмами. В результате многие исландские слова, вышедшие из употребления, были переработаны и получили новые значения.

Неологизмы при необходимости создаются на основе древненорвежских или античных корней.

Например, слово rafmagn (‘электричество’) буквально переводится как «сила янтаря». За основу исландцы взяли греческий, где elektron означает «янтарь» (русские слова электричество и электрон образованы от того же корня). А слово sími (‘телефон’) первоначально значило «длинная нить, провод». Слово tölva (‘компьютер’) — соединение исландских слов tala ‘число’ и völva ‘провидица, пророчица’.

Реализацией государственной языковой политики занимаются Институт исландских исследований Арни Магнуссона, Совет по исландскому языку, Фонд исландского языка; ежегодно проводится День исландского языка.

Интересно, что новое слово (если в языке нет соответствующего понятия) может предложить любой желающий; для этого есть специальный сайт при Институте исландских исследований. Но оно необязательно войдет в язык: неологизмы рекомендует к использованию отдельная комиссия института, которая консультируется со специалистами.

Турция: язык как часть новой политики

К началу XX века язык Османской империи представлял собой «лоскутное одеяло». Единого стандарта не существовало: был «изысканный» вариант, на котором изъяснялась аристократия, «средний», который использовали горожане, и «вульгарный» — язык низших слоев.

В литературном языке дела обстояли не лучше. Культура правящих классов веками основывалась на знании арабского и персидского языков. Арабский был языком богословия и права, а персидский — языком прозы и особенно поэзии. Политика панисламизма, которую проводили султаны в XIX веке, поощряла использование арабского языка, распространенного на всем Ближнем Востоке.

При этом турецкий, персидский и арабский языки во многих отношениях сильно отличаются друг от друга. Все это затрудняло общение: не было языка, которым могли бы пользоваться все. Из-за этого турецкие интеллектуалы стали призывать к языковой реформе, чтобы унифицировать нормы языка и сделать его подлинно всеобщим.

Турецкие националисты искали язык, который бы объединял, а не разделял народ. Их чаяния осуществились, когда в стране произошла революция под руководством Мустафы Кемаля Ататюрка.

Обновленная Турция стала светским государством, а ее глава постарался избавиться от следов арабского влияния, в том числе и арабского шрифта.

В 1928 году Ататюрк создал Комиссию по алфавиту. По оценкам комиссии, перевод всей страны на латиницу должен был занять не менее пяти лет, но Ататюрк дал указание провести реформу за три месяца. Реформа опиралась на два метода: изучение старых текстов для поиска исконно турецких слов и, при необходимости, создание новых слов из существующих корней и суффиксов.

В ходе реформы были тщательно изучены словари тюркских языков и более 150 старинных текстов. Благодаря этим текстам запас турецких слов пополнился на целых 90 тысяч слов. В 1934 году результаты были зафиксированы в книге Tarama Dergisi. Руководствуясь этим документом, специальные комиссии (Ikameci) заменяли слова османского языка их эквивалентами на новом турецком.

Трансформация прошла с беспрецедентным успехом: в 1920-е годы в некоторых текстах число заимствований из арабского и персидского доходило до 80%; к началу 1980-х годов этот показатель снизился до 10%.

Хорватия: язык как символ самостоятельности

Хорваты на протяжении веков испытывали влияние самых разных языков, находясь то под османским, то под австро-венгерским владычеством. Однако в конце XX века главной угрозой чистоте языка был объявлен родственный сербский. Это было связано в первую очередь со сложной и местами кровавой историей взаимоотношений двух народов.

В 1918 году на Балканах появилось единое королевство Югославия, которое включало в себя, среди прочих территорий, современную Сербию и Хорватию. В стране проводилась политика единого языка — сербохорватского (сербский и хорватский представляют собой его диалекты, их носители хорошо понимают друг друга). 

Однако в начале 1940-х годов тенденция сменилась на противоположную: Хорватия стала формально независимой, при этом в стране установился ультранационалистический режим усташей, взявший курс на чистоту языка. Закон о языке 1941 года был направлен против интернационализмов и сербизмов, а также вводил этимологическое правописание.

Уже в 1950-х годах маятник снова качнулся в другую сторону — после образования единой социалистической Югославии. 

В целях уменьшения различий сербского и хорватского языков была принята резолюция об едином литературном языке для Сербии, Хорватии, Черногории.

Употребление языка жестко контролировалось сверху, а за основу была взята сербская норма. Хорватские аналоги оказались фактически под запретом. Распространенным аргументом против них было утверждение, что противники официальной югославской языковой политики симпатизировали усташскому режиму времен Второй мировой войны и что хорватские слова, таким образом, также были «усташоидными». 

Например, офицеров ЮНА можно было публично называть только oficir, но не časnik. За использование слова časnik, придуманного отцом хорватской научной терминологии Богославом Шулеком, врач Иван Шретер в 1987 году был приговорен к 50 дням тюремного заключения. Лингвистам и филологам, авторам словарей, грамот и т. д., не разрешалось свободно проводить исследования в этой области и публиковать их результаты. Репрессии прекратились только после роспуска СФРЮ и появления самостоятельной Республики Хорватия.

Новые власти страны утверждали, что сербохорватская языковая общность — фикция, «спущенная сверху» властями Югославии. Теперь уже сербские заимствования стали рассматриваться как символ подавления и угнетения хорватов со стороны прежнего режима. 

С 1990-х годов специальные «корректоры» следят за употреблением слов в средствах массовой информации и школьных учебниках.

Так, «ностальгия» будет по-хорватски домотужие или миналотужие (в зависимости от того, тоскует ли человек по дому или же по прошлому). Глажало — утюг, борзомер — спидометр, инчаица — вариант, а драгуляр — ювелир. В 1993 году в Хорватии была учреждена лингвистическая премия, которой награждают за введение новых хорватских слов вместо слов с иноязычными корнями. С 2005 года она носит имя доктора Шретера.

Канадский Квебек и Франция: язык как культурный рубеж

Власти и жители франкоязычной канадской провинции Квебек очень трепетно относятся к родному языку. Это касается в том числе и заимствований. Англицизмы встречают в штыки, а новые заимствования называют «американщиной» или «британщиной».

При этом данные различных словарей, созданных в XX веке, свидетельствуют о том, что в канадский вариант французского языка вошли многие тысячи английских слов (для сравнения: африканский вариант французского языка насчитывает лишь несколько сотен подобных заимствований). Однако в 1970–1980-е годы Управление по французскому языку одной из главных своих задач посчитало борьбу с англицизмами, которые, по общему мнению, разрушали единство французского языка Канады. 

В результате многие распространенные в мире английские термины во французском языке заменены аналогами.

Так, вместо английского computer появился ordinateur,  вместо fax используется télécopie, вместо привычного всем e-mail — courriel (это слово образовано соединением частей от двух французских корней, означающих ‘почта’ и ‘электронная’). Во Франции существует довольно мощное движение пуристов, поддерживаемое правительством; там действует Комиссия по обогащению французского языка, которая создает новые слова и предлагает их для замены англицизмов.

За попытками бороться с «порчей» языка часто скрываются более глубокие мотивы: страх перед утратой национальной самобытности, защита культурного своеобразия, желание привить любовь к «своему», которое противопоставляется «чужому». Впрочем, даже если пуристы действуют с благими намерениями, это не означает, что их идеи будут приняты обществом. Так, в XIX веке российские ревнители языковой чистоты восставали против галлицизмов (заимствований из французского). Язык распорядился по-своему: имажинация и экселлировать со временем исчезли, а экспрессия и сентиментальный остались.

Сейчас в России наступил новый период борьбы с заимствованиями; на этот раз возмущение вызывают англицизмы. Пока в законе говорится только о недопустимости чрезмерного использования иностранных слов. Но мы видим примеры, когда власти шли дальше — создавали институты для реформирования языка, поощряли возвращение к истокам через народное словотворчество и заменяли тысячи уже имеющихся слов на их более «исконные» аналоги.