О некоторых лингвистических проблемах, связанных с цитацией

Часть I 

Закономерна ли постановка вопроса, заключенного в заглавии сборника «Лингвистические проблемы цитации»?

Цитация — это точное воспроизведение в данном контексте определенного отрезка (или отрезков) из иного контекста, принадлежащего другому лицу (не-говорящему и не-пишущему).

Воспроизводимый отрезок может весьма значительно колебаться по своим размерам — от одного слова до целого произведения; естественно, что выделение структурно ограниченной единицы цитации вряд ли представляется возможным. И тем не менее включение цитации в круг лингвистических проблем является оправданным. С одной стороны, нельзя понять природу этого явления, если не связывать цитацию с закономерностями функционирования языка в речи. С другой стороны, явление цитации, в свою очередь, может оказаться весьма актуальным для уяснения некоторых языковых проблем. 

Настоящие заметки носят предварительный характер и ни в какой мере не претендуют на исчерпывающее изложение вопроса.

Часть II

Лингвистическая обусловленность понимания природы цитации становится очевидной, как только мы попытаемся определить взаимоотношение цитации и языка. Иначе говоря: можно ли считать цитацию в равной мере присущей языку во всех его разновидностях или она небезразлична к последним?

Обычно в характеристиках цитации содержатся такие слова, как выписка, из определенного сочинения, что адресует нас к письменной речи; следовательно, цитацию принято связывать с письменной формой осуществления языка. Письменная речь создает наиболее благоприятные условия для точного воспроизведения текста, но это отнюдь не исключает использования цитации в устной речи, и прежде всего — в различных жанрах публичной речи (в докладах, речах). О соотношении публичной речи и цитации см. в статье Виталия Костомарова «Насущные задачи учения о культуре речи» (Русский язык в школе, 1965, № 4, 15)¹. Действительно, к использованию цитации тяготеет книжный (высокий)  стиль языка, и, прежде всего, такие его функциональные разновидности, как научная, официально-деловая, публицистическая: именно эти стили (особенно первые два) включают в число постоянно присущих им признаков наличие в тексте более или менее развернутой аргументации (а цитата выступает как необходимое звено в ней) и — соответственно — сложных синтаксических конструкций для ее выражения².

Значительно отличается от рассмотренных «классических» случаев цитации использование ее в художественной литературе.

Цитация не характерна для текста художественного произведения, хотя в принципе писатель может вкрапливать в ткань произведения отдельные цитаты — чаще всего в публицистических и исторических отступлениях или в рассуждениях действующих лиц. 

Однако специфика произведения художественной литературы трансформирует самоё проблему цитации: в художественном произведении (прозаическом или драматическом) как цитация воспринимается передача речи и мыслей персонажей. Автор стремится представить дело так, будто это не он создатель этой речи и этих мыслей (его речь — это речь автора, в отличие от речи персонажей!): как произведение является воспроизведением действительности, так и речь и мысли действующих лиц — только воспроизведение речи и мыслей реальных людей. И хотя читатель прекрасно знает, что это иллюзия, что писатель не фотографирует, а типизирует и моделирует действительность (в том числе и речь персонажей), тем не менее впечатляющая сила художественного произведения такова, что мы невольно поддаемся этой иллюзии, тем более что и оформляются реплики персонажей как прямая речь³.

Эта тенденция намного усиливается в тех произведениях, которые написаны в форме сказа (сказовая манера присуща традициям русской литературы — вспомнить хотя бы такие имена, как Гоголь и Лесков): не только реплики персонажей, но и весь текст «от рассказчика» представляются цитацией «подлинной», реальной речи. Виктор Владимирович Виноградов обратил внимание на проблему степени правдоподобия «синтеза» различных функциональных стилей в образе рассказчика — на материале «Рассказов бабки Василисы про чудеса» Галины Николаевой⁴.

Итак, рассматривая понятие цитация в применении к художественной литературе, мы обнаруживаем, что оно трансформируется: такова зависимость содержания этого понятия от характера анализируемого текста, что в художественном произведении само содержание цитации изменяется, становясь элементом эстетического воздействия на читателя (а следовательно — и восприятия читателем текста) и приобретая условный характер (это не противоречит положению о том, что научный, официально-деловой и публицистический стили являются основной сферой применения цитации). 

Часть III  

Само понятие цитация представляется нам крайне важным для анализа проблем, связанных с исследованием так называемых готовых средств выражения в языке, и прежде всего крылатых слов. 

Крылатые слова — это «любые отрезки контекста с законченным смыслом, употребляющиеся в речи как цитаты»⁵, отдельные выражения исторических лиц, выдержки из литературных произведений. В готовом виде эти выражения входили в общий язык и использовались в нем как переносно-обобщенные выразительные характеристики общественных, бытовых и психологических явлений⁶.

Употребление крылатых слов — типичный случай цитирования. При этом обычно предполагается, что и говорящему (пишущему), и слушающему (читающему) известны автор произведения и — главное — контекст, из которого заимствовано выражение, их не надо называть; сходство ситуации контекста-источника и данной ситуации служит основой «выразительной характеристики», являющейся содержанием крылатого слова.

Ср., например: 

Часто в сознании говорящего крылатое выражение не ассоциируется с конкретным автором или конкретным произведением; выражение вообще может утратить «оттенки, связывающие его с представлениями об авторе, о колорите контекста или эпохи»⁷. Ср.: 

См. в том же романе характеристику редактора эмигрантской газеты Шмидта, построенную на банальном использовании в его речи литературных цитат. 

Выражение из романа Максима Горького:

Ср. также юмористически заостренный отклик на школярское заучивание формулировок:

«Лев Толстой как зеркало русской революции» — название статьи Владимира Ильича Ленина; основоположник литературы социалистического реализма — общепринятая характеристика Горького; «... озирать ее [жизнь] сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы» — слова Гоголя из «Мертвых душ», но у Чехова действительно есть рассказ под названием «Невидимые миру слезы», ассоциируемым со словами Гоголя.

Довольно распространен взгляд на пословицы и поговорки как на разновидность крылатых слов: «... „Крылатые слова“ имеют два источника. Во-первых, это, по своему происхождению, народные поговорки и пословицы. Во-вторых, книжные цитаты»; «...крылатое слово есть пословица или поговорка литературно-образованных кругов»​​​​​​​⁸. Но в таком случае встает вопрос: можно ли употребление пословиц и поговорок (так же как и крылатых слов) рассматривать в качестве одного из фактов цитации, понимаемой нами в данном случае как употребление в речи готовых средств выражения? Мы считаем, что можно. И этому не противоречат ни различия между крылатыми словами, с одной стороны, и пословицами и поговорками — с другой (в плане происхождения: автор крылатого выражения известен⁹, а пословицы и поговорки — безымянное творение народа; в структурном плане: пестроте структуры крылатых выражений противостоит строение пословицы — всегда законченного предложения), ни различия между самими пословицами и поговорками (в структурном плане — поговорка представляет собой словосочетание, часть предложения; в семантическом плане — пословица, в отличие от поговорки, образна и эквивалентна суждению)¹⁰. Значительно важнее то, что пословицы и поговорки, как и крылатые выражения, «воспроизводятся в речи как готовые устойчивые единицы со специфической стилистической функцией»¹¹. Тем более что и пунктуационно они оформляются одинаково: «К прямой речи приравниваются в отношении пунктуации цитаты, то есть в подлинном виде вводимые в текст высказывания, принадлежащие разным лицам (в том числе и неизвестным, например пословицы, поговорки)»¹².

Здесь уместно вернуться к определению цитации, данному в начале (= воспроизведение в данном контексте отрезка из иного контекста, принадлежащего другому лицу).

Понятие «другое лицо» принято обычно толковать буквально — как некоего, сказавшего или написавшего нечто конкретное. Однако возможно и другое, более широкое толкование. Так, Борис Александрович Ильиш, говоря о прямой речи, когда «приводятся в буквальной передаче слова или мысли другого лица», делает следующее примечание: «Термин другое лицо здесь надо понимать очень широко: говорящий может, конечно, приводить в качестве цитаты и свои собственные слова, сказанные или написанные им раньше. В этом случае он трактует самого себя как „другое лицо“ »¹³.

Но может быть предложено и иное, еще более широкое понимание другого лица — в том смысле, что оно означает не какое-либо отдельное конкретное лицо (ни самого себя, ни другого), а некую совокупность говорящих на данном языке (собственно, такое коллективное авторство мы уже отмечали для крылатых слов из «Илиады» и «Одиссеи»). Тогда становятся на свое место в ряду явлений, связанных с цитированием, пословицы и поговорки.

Таким образом мы приходим к выводу, что по существу цитирование лежит в основе употребления всех готовых средств выражения, к которым причисляются также и фразеологические единицы, и так называемые штампы.

Но характер такого цитирования требует некоторого уточнения. 

Устойчивость (то есть закрепленность в языке состава и значения) фразеологизмов порождает то свойство, которое многие исследователи считают основным признаком фразеологии, — воспроизводимость фразеологических единиц в речи (хотя это следствие устойчивости, а не наоборот). Данная черта и роднит фразеологию с остальными готовыми средствами выражения в языке — крылатыми словами, пословицами и поговорками, штампами¹⁴, которые принципиально не могут создаваться заново в каждом новом акте речи, а хранятся в языковой памяти говорящих и воспроизводятся в случае надобности. Но воспроизведение выражения «в готовом виде» для обозначения определенного смысла — это также цитация, с той разницей, что применительно к фразеологии (как и к пословицам и поговоркам) цитация — воспроизведение в данном контексте отрезка, который был создан в другом неизвестном контексте и бесконечное множество раз воспроизводился в самых различных контекстах для обозначения определенного смысла.  

Очевидно, что к этому ряду должны быть причислены и штампы, сама суть использования которых — применение известного выражения в известных обстоятельствах. На этом основано употребление стандартных формулировок в официально-деловой речи (чем достигается необходимое единообразие в оформлении документации). Например: 

Ср. также сатирическое использование формул международной политики в реплике персонажа:

Значительное место среди штампов занимают газетные штампы. Удачный образец выражения молниеносно распространяется по страницам газет — такова судьба выражений типа получить постоянную прописку¹⁵, справить новоселье. Особенно многочисленны штампы с установкой на красивость: зеленое золото, мягкое золото, голубой экран, голубое топливо и многие другие. См. такое свидетельство:  

Весьма своеобразны (с точки зрения своей истории и путей распространения), но менее всего изучены штампы устной разговорной речи, хотя неоднократно указывалось на наличие «застывших формул» в разговорно-бытовой речи¹⁶. Ср., например: 

Рассматривая употребление фразеологических единиц и штампов, мы должны иметь в виду условность применения термина цитация в данном случае.

Под цитированием крылатых слов, пословиц и поговорок подразумевается точное (дословное) воспроизведение их, и нормой употребления этих готовых средств выражения в речи является их максимально точная передача.

Всякие отклонения от нее — опущение какого-либо слова или произвольная его замена — воспринимаются как отклонение от нормы или, во всяком случае, как нарушение традиции¹⁷. Правда, отдельные крылатые слова допускают некоторую вариантность, узаконенную речевой практикой, например: ничто не ново под луною и под солнцем (из библии), опоясать чресла и препоясать (оттуда же), аккуратность — вежливость королей и точность — вежливость королей (приписывается Людовику XVIII) и некоторые другие; некоторые выражения вообще закрепились в речи в измененном виде, например победителей не судят — вместо победителя не судят (резолюция Екатерины II на приговоре Суворову)¹⁸. Однако эти сравнительно немногие случаи не отменяют общего требования точности воспроизведения. И если автор называет статью Только сильным покоряется земля​​​​​​​¹⁹, то это название воспринимается как реминисценция общеизвестной строки из «Песенки о капитане» (Только смелым покоряются моря), но отнюдь не как употребление данного крылатого выражения.  

Иное дело, когда речь идет о фразеологических единицах.

Подавляющее большинство фразеологизмов обладает своей парадигматикой (изменяемостью главного члена грамматической конструкции), позволяющей фразеологизму включаться в состав предложения и выступать в качестве его члена.

Этим фразеологическая единица отличается и от пословицы (которая представляет собой законченное предложение и воспроизводится без каких-либо изменений как самостоятельное простое или как придаточное предложение), и от поговорки (хотя поговорка — тоже сочетание слов, выступающее в качестве члена предложения, но она неизменяема и в этом отношении может быть сближена со сравнительно немногими обладающими грамматической неизменяемостью фразеологизмами, ср. как за каменной стеной, как на каменную гору и во всю Ивановскую, во что бы то ни стало).

Кроме того, все более широкое признание получает мысль о закономерности во фразеологии вариантов — разновидностей фразеологической единицы, тождественных по значению и характеризующихся чередованием какого-либо компонента или элемента грамматической организации. 

Таким образом, воспроизведение в тексте крылатых слов, пословиц и поговорок, с одной стороны, и воспроизведение фразеологических единиц (и многих близких им по своим грамматическим свойствам штампов) — с другой — эти два процесса не совпадают полностью. Общим для них является отсутствие необходимости создавать единицу (словосочетание или предложение) заново в процессе речевого акта: их объединяет то, что единицы эти существуют в языке до речевого акта, и мы берем их из языковой памяти в готовом виде — с определенным значением и определенным лексическим составом. Но если в первом случае налицо точное воспроизведение без каких-либо изменений (то, что покрывается понятием цитирование полностью) крылатых слов, пословиц и поговорок, то во втором случае при вхождении в контекст (то есть при установлении связей внутри предложения) фразеологизмы испытывают присущие им грамматические изменения. Следовательно, говоря о воспроизведении крылатых слов, пословиц и поговорок и о воспроизведении фразеологизмов и штампов, мы вкладываем в термин воспроизведение различное содержание; во втором случае мы имеем дело скорее не с воспроизведением в чистом виде, а с употреблением готовых единиц в тексте²⁰.

Часть IV

Основная тенденция в развитии стилистики современного русского литературного языка была верно подмечена Алексеем Михайловичем Сухотиным: «...все большее расширение области применения литературного языка вызывает рост дифференциации стилей, все большее их дробление, с одной стороны, а с другой — использование их противопоставлений на коротких отрезках, их композиционное сочетание»​​​​​​​²¹. Такое «композиционное сочетание» — результат взаимодействия различных функциональных стилей. «…Как норма, текст представляет собой сочетание слов разных стилей. Наиболее обычно сочетание слов нейтрального стиля (в любом тексте их огромное большинство) со словами одного из окрашенных стилей»²².

Таким образом, в речи часто возникает достаточно резкое противопоставление в стилистическом плане контекста и какого-либо его элемента. Так образуется разность стилистических потенциалов, или то, что называют «​​​​​​​интерференцией лексически различных стилистических пластов»²³. Ср. примеры:

Эти и многие другие подобные им факты характеризуются стилистическим противопоставлением контексту одного — отличного в стилистическом плане — элемента (мы рассматриваем именно этот случай, потому что он наиболее типичен в ряду возможных случаев стилистической неоднородности)²⁴. В приведенных примерах нейтральному контексту противопоставляются просторечно-жаргонный, узкопрофессиональный и высокий элементы или книжному контексту — разговорно-бытовой элемент…

Проблема возможностей стилистической сочетаемости и стилистической противопоставленности чрезвычайно актуальна для функциональной стилистики, одна из задач которой — исследование «более или менее устойчивых типов сочетания слов разных стилей в пределах одного текста»​​​​​​​²⁵.

А нельзя ли и к фактам такого рода подойти с точки зрения широко понимаемой проблемы цитации? В нашей языковой памяти единицы языка прикреплены к определенному стилистическому ряду; функциональные сферы известных нам языковых средств уже заданы (мы не гарантированы в этом плане от речевых ошибок, но морщимся, когда сталкиваемся с последними). Точно так же нам свойственно — в той или иной мере, в зависимости от социального опыта — знание ситуационно обусловленных контекстов: «В общественном сознании закреплены шаблоны диалогов, дифференцированных по категориям быта. Так, говорится: официальный разговор, служебный, интимный, семейная беседа и т. п. Даже с представлениями о разных формах социального взаимодействия, каковы, например, судебный процесс, дискуссия, прения и т. п., у нас соединяются определенные ассоциации о сопровождающих их формах речеведения»²⁶.

С другой стороны, нельзя забывать, что мы, как правило, стремимся строить свою речь в определенном стилевом ключе, невольно руководимся требованием «единства стиля как определенной системы языковых средств, их отбора и организации»​​​​​​​²⁷. При этом «...отбор и сочетание языковых средств имеют характер осознанной нормы»²⁸.

Таким образом, мы получаем право рассматривать те элементы, которые противоречат стилистическому «ключу» контекста, не просто как стилистические инкрустации, а как цитаты из другого стилистического ряда, вольные или невольные (последние можно сравнивать с ситуацией, когда, не набрав нужной суммы мелочи в одном кармане, мы ищем ее в другом).

Конечно, практически имеют место и такие случаи, где пишущий не только не стремится к «единству стиля», а наоборот, сознательно ставит перед собой задачу, сталкивая разностильные элементы, достичь определенного художественного эффекта.  Такого рода тенденция характерна, например, для фельетона и научно-популярной литературы: в первом стилистическим противопоставлением достигается комический эффект²⁹, во второй — так называемое «оживление» текста с помощью разговорно-просторечных элементов. Ср.:

Эти случаи сознательного «разнобоя» не противоречат рассмотрению стилистически противопоставленных контексту слов или выражений как «цитат»: ведь здесь противопоставленность подчеркнутая, она построена на синонимическом отталкивании, как, например, в первом случае, от нейтральных сообщает, рассказывает.

Иногда стилистическое противопоставление контексту его элемента осознаётся автором и специально отмечается им в тексте. Тогда цитатный характер такого противопоставления еще очевиднее: используя слово или выражение, автор стремится подчеркнуть, что оно в тексте неорганично и вообще лексикону и вкусам автора несвойственно (часто оно сопровождается комментарием или выделяется кавычками). Например:

И даже в прямой речи персонажей:  Каждый день к нему приходили товарищи. ... Они сидели у постели Андрея, долговязые, неуклюжие подростки. — Ничего, «старик», — говорили они, покашливая и отводя глаза, — ты скоро поправишься и наверстаешь (Е. Кононенко, О красоте душевной, Москва, 1959, 23).

В этом подчеркивании «инородности» слова, его несвойственности лексикону автора отчетливо выражается отношение пишущего к употребляемым им средствам языка и более того — проявляются «лингвистические вкусы эпохи»: «...Индивидуальная оценка в сфере культуры речи всегда в той или иной мере опирается на лингвистические вкусы и языковые нормы социальной среды»³⁰.

Изучение оценок и их способов ставит перед собой задачу получить необходимый для культуры речи материал³¹, но — так как подобные оценки чаще всего бывают стилистическими — оно должно также способствовать выявлению типичных стилистических противопоставлений и (на основании рассматриваемого материала) типичного репертуара выступающих в этих противопоставлениях стилистических средств языка.

Часть V

В письменной речи для выделения цитат используются, как правило, кавычки (нет надобности рассматривать здесь случаи, когда в отдельных текстах для этого служит шрифтовое выделение, выступающее эквивалентом кавычек в данной функции). Такое положение естественно, так как объединение прямой речи и цитации под флагом «чужой речи» общепринято; но это, оказывается, имеет очень большое значение для уяснения функций кавычек. Последний вопрос приобретает в последнее время актуальность в связи с резким ростом употребления кавычек в газетно-журнальной практике, что вызывает даже паническую реакцию со стороны отдельных литераторов, видящих в кавычках «орудие перестраховки» и ратующих за то, чтобы кавычки были «скоро истреблены у нас окончательно»​​​​​​​³².

Между тем, рост употребления кавычек выдвигает на первый план вопрос не об «истреблении» их, а об изучении функций кавычек.

Ведь в действующих «Правилах русской орфографии и пунктуации» (1956) употребление кавычек четко регламентировано только по отношению к прямой речи, цитации и собственно условным наименованиям; что же касается выделения «слов, употребляемых не в своем обычном значении  ...  иронически  ...  впервые предлагаемых или, наоборот, устарелых и необычных и т. п.» (§ 193) — то недостаточно четкая очерченность круга явлений оставляет простор для самого широкого употребления кавычек. И именно эти случаи — а особенно «и т. п.» — и составляют основную массу тех кавычек, которые, по словам Александра Крона, ведут «мощное наступление на нашу письменность». Следует также учесть и влияние того момента, о котором в пособиях по пунктуации говорится: «...если автор хочет обратить на это внимание ... если автор хочет подчеркнуть эту их особенность»​​​​​​​³³. А автор — и особенно журналист —​​​​​​​ хочет подчеркнуть! К этому его толкает языковое чутье, которое явственно ощущает в тексте все «необычные значения», «иронические» и т. п. Отсюда и многочисленные случаи, когда пишущий, например, неожиданно выделяет в тексте кавычками фразеологический оборот — целиком или частично (тот компонент, который, по мнению пишущего, употреблен переносно). Например:

В этом также сказывается тенденция к включению в стилистически однородный контекст иностильного элемента: если этот элемент ощущается как стилистическая цитация, то он и оформляется в тексте соответственно — в кавычках. В таких случаях пишущий опять-таки опирается на свое языковое чутье (то есть на осознание реальных стилистических свойств слова)³⁴.

Таким образом, именно понимание кавычек как знака чужой речи вообще и прежде всего цитации в самом широком смысле способствовало развитию новых функций у кавычек, которые в настоящее время правильно рассматривать в двух основных аспектах: 1) как знак чужой речи и 2) как оценочный знак, своего рода стилистическая или семантическая помета слова в письменном тексте (когда хотят подчеркнуть сочетание в контексте стилистически разных планов³⁵ или семантический сдвиг в каком-либо слове или выражении)³⁶.

Кавычки — знак письменной речи. А как отмечаются стилистические цитаты в устном тексте? Таким способом (возможным также и в письменной речи) является применение специальных словесных формул, служащих для введения в текст слов и выражений необщелитературных или функционально ограниченных в употреблении.

Эти формулы еще не были объектом лингвистического изучения в указанном плане.

Формулы введения в текст разнообразны и могут выражать различные ссылки на «цитатный» характер употребления. В предварительном порядке, не затрагивая семантического и других возможных аспектов, назовем некоторые типы таких формул.

а) Оценка общеизвестности, общераспространенности слова или выражения — при подчеркивании несвойственности, нехарактерности их лексикону (манере, вкусу) говорящего.

б)  Указание источника слова или выражения — профессиональной или социальной среды.

в)  Указание на стилистическую принадлежность слова или выражения.

Часть VI

Внимание автора было направлено на взаимодействие цитации и некоторых языковых процессов, на установление сферы действия цитации в языке.

Рассматривая возможность объяснения с помощью цитации характера употребления готовых средств выражения в языке, мы должны были расширить содержание тех понятий, которыми оперировали. Прежде всего пришлось дать более широкое толкование понятию другое лицо, поскольку для пословиц и поговорок (а также фразеологических единиц и штампов) невозможно точное указание на конкретное лицо — автора, и, таким образом, допустили понимание: «​​​​​​​другое лицо = безымянный авторский коллектив». Но из этого с необходимостью вытекал отказ от конкретного (для крылатых слов) толкования другого контекста, и мы здесь также допустили широкое понимание: при неизвестности первоначального, исходного контекста «другой контекст = любой из бесчисленного множества контекстов, где ситуация позволила применить известное выражение».

Эти допущения (широкое толкование понятий другое лицо и другой контекст) позволили распространить понятие цитации на весь ряд готовых средств выражения, но, чтобы уточнить различия между последними, надо было разграничить два типа воспроизведения (понятия, органически входящего в определение понятия цитирование), а фактически сформулировать два понятия, называемых одинаково воспроизведением. Различие между необходимостью организации грамматической связи воспроизводимого выражения с данным контекстом (путем изменения главного члена конструкции выражения) и отсутствием такой необходимости — тот признак, который позволяет провести демаркационную линию между крылатыми словами, пословицами и поговорками, с одной стороны, и фразеологическими единицами и штампами — с другой (можно было бы сказать — между «фразеологией в широком смысле» и «фразеологией в узком смысле», если бы не неясность места штампов в этом делении по Сергею Ивановичу Ожегову)³⁷.

Была также сделана попытка уяснить связи между явлением цитации и стилистической дифференциацией языка (функциональными стилями). Эти связи оказались двусторонними. С одной стороны, цитация не в одинаковой степени присуща функциональным стилям (будучи свойственна в основном определенной группе книжных стилей, ориентирующихся главным образом на осуществление в письменной речи, и близкой к ним по своим признакам публичной речи). С другой стороны, взаимодействие функциональных стилей в контексте часто ведет к противопоставлению стилистически однородного контекста иностильному вкраплению (мы рассматривали этот случай) — и тогда понятие цитация толковалось нами расширительно как стилистическая цитация.

Но изменение понятия цитация имело место и тогда, когда мы задали вопрос о приложимости цитации к языку художественной литературы (не соотносимому с функциональными стилями): собственно цитация в нем характерна для публицистических и исторических отступлений и для речи персонажей; автор же, стремясь к убедительности изображения, пытается заставить читателя поверить в цитатный характер речи персонажа (как бы взятой из подлинной реальности) или даже всего текста (при сказовой форме произведения). И понятие цитация применительно к языку художественной литературы трансформировалось в тенденцию эстетического воздействия на читателя с помощью текста произведения или эстетического восприятия текста произведения читателем (по существу — два новых понятия).

Итак, мы попытались рассмотреть явление цитации шире его обычно характеризуемого действия.

Оказалось, что явление цитации применимо к различным сферам и категориям языка, но это применение сопровождалось расширением как самого понятия цитация, так и других входящих в его определение понятий (другое лицо, другой контекст, воспроизведение).

Факт зависимости содержания понятия цитация от сферы действия явления говорит о необходимости детально изучить динамику взаимодействия цитация → язык и язык → цитация: только тогда можно будет дать подлинное описание процессов в языке, связанных с явлением цитации. Воздействие этих двух сторон друг на друга может оказаться и шире, и глубже того, что мы представляем себе в настоящее время.