Церковная лексика в практике современных СМИ
В последнее время устаревшая церковнославянская и конфессиональная лексика активно используются современными массмедиа. Рассчитанные на массового читателя и слушателя, современные массово-коммуникативные тексты, воспроизводя стандартные языковые модели, обращаются к устаревшей лексике для большей эмоциональности, экспрессивности.
Исследователь проблем современного русского языка Е. В. Какорина рассматривает следующие случаи использования конфессиональной и церковнославянской лексики в современных массово-коммуникативных текстах: 1) актуализация первичного значения конфессиональных лексем; 2) использование этих лексем в переносном значении; 3) оживление старых метафор и 4) создание новых метафорических образов1. Последние две группы можно объединить в одну, поскольку оживленные метафоры, как и новые метафоры, в современных массово-коммуникативных текстах служат материалом для создания новых образов.
Актуализация первичного значения конфессионализмов стала следствием изменения отношения светской власти и СМИ к православной церкви в 1980–1990-е годы. Репортажи о строительстве и освящении храмов, возрождении приходов, официальная хроника, интервью с иерархами Русской Православной церкви, со священниками и воцерковленными мирянами, проповеди и тексты, составленные самими православными священниками, — все это отражает социокультурные изменения за последние пятнадцать лет. Конфессиональная лексика в таких текстах употреблена по своему прямому назначению. Например:
В храме служатся панихиды, проводятся крещения и венчания. Но для проведения богослужений в полном объеме необходимо восстановить иконостас, провести свет и отопление, восстановить роспись и внутреннее убранство храма. Ко всем, кому близки и понятны исторические и духовные ценности России, настоятель храма священник Петр Григорьев и его прихожане обращаются с просьбой оказать посильную материальную и молитвенную помощь в возрождении храма. Народная газета. 25.12.1999
На начальном этапе актуализации такие слова воспринимались как что-то новое и необычное, так как был открыт целый пласт русской культуры, забытый, непонятно каким чудом доживший до наших дней. Со временем эти слова стали привычны для нашего восприятия.
Интерес авторов массово-коммуникативных текстов к религиозной тематике в большинстве случаев ограничивается внешними сторонами православного культа и не идет вглубь, не затрагивает духовно-философских основ возрождаемой религии.
Яркий пример такого поверхностного подхода к религиозной тематике — тексты, которые в начале 1990-х появлялись на страницах журнала «Домовой». Авторы «Домового» предпринимали попытки возродить некоторые элементы быта дореволюционного российского дворянства, сделать эти элементы потребительской нормой для класса «новых русских» постсоветской России. При этом религиозная практика, по замыслу авторов «Домового», должна была стать составной частью воссоздаваемого «новодворянского» быта:
Вот потянул за край одеяла, тихо урча, ваш английский бигль… и рука вашей любимой выпросталась из ковчега сна, чтобы почесать пса за каштановым ухом… И уже с легким шорохом начал скручиваться край бересты, подожженный тонкой лучинкой. <…> Как доверчиво дерево к огню. Собачьи уши — женской руке. А елки — полету белок. И как особенно доверчивы женщины, ждущие ребенка, потому что вифлиемская ночь освятила такую прозаическую вещь, как беременность. Женщины знают: чудо во чреве их само беспомощное, и за него радеют и Мать, и волхвы, и ослик, и рождественская звезда. <…> Ступивши однажды на каменный берег Манхеттена, плутая между поддельными «ролексами» и настоящими американцами, среди пластикового веселья и брильянтового стекла, я, православный, будто из-под тяжелой воды вынырнул в католическом соборе Св. Джона… Пусть воздух тут был чужим, но он был воздухом, по которому, не касаясь плит, плыла невеста в кисее. <…> И эта кисея, еще скрывавшая ковчег ее чрева, скоро должна быть приподнята, чтобы дитя едва слышно мог шепнуть из-за кулис свое пророчество… Домовой. 1993. № 4. С. 1
В приведенном отрывке автор в качестве выразительных средств, помимо конфессиональной лексики, использует архаизмы, евангельские аллюзии, фразеологизмы, метафору и различные синтаксические средства экспрессивной речи (параллелизм, эллипсис и др.). Очевидно, что все представленные здесь средства рассчитаны на внешний эффект. С их помощью автор создает атмосферу театрального действия: тут вам и ослик, и вертеп, и волхвы, и младенец за кулисами.
Понятно, что такое понимание религиозной темы не имело ничего общего с подлинным возрождением ортодоксального мировоззрения и миропонимания, стержнем которых является не художественная обрядность современного псевдоправославия — не золотые митры, не фелони, украшенные полудрагоценной бижутерией, не резные иконостасы, не театрализованные представления, — а серьезное и ответственное отношение к явлениям жизни (в том числе и к фактам языка).
Одним из случаев употребления конфессиональной лексики является использование ее в переносном значении:
ТАССовское благословение останкинского митинга, покровительственное отношение к погромщикам в ЦДЛ… сделали очевидной ту сложную, двойную игру, которую власти ведут с разными видами национал-экстремизма. Гражданское достоинство. 16.02.1990
Нет-нет да услышишь ныне о том, что «партия должна покаяться». Призыв звучит красиво. Но не очень ясно, кто в чем должен повиниться и за чьи грехи. Правда. 28.05.1990
Можно говорить о втором пришествии правых в политику. НТВ. Итоги. 19.12.1999
Политическая исповедь по телефону. Гудок. 11.11.1999
Часто одно и то же слово или выражение в речевой практике современных СМИ используется как в своем прямом, так и в переносном значении:
Собор был открыт с благословения Патриарха.
С благословения Президента была принята новая экономическая программа Правительства.
В зависимости от намерений автора конфессиональная лексика может наполняться высоким содержанием, а может быть средством иронии, негативной оценки описываемого предмета или события. Определенное сходство между отдельными сторонами светской жизни и богослужебной практикой, деятельностью политика и деятельностью миссионерской и катехизаторской позволяет использовать конфессиональную лексику для создания новых метафорических образов. Этим сходством объясняется широкое распространение неологизмов, образованных от конфессиональных лексем, — телепаства, телепроповедник, тележрецы и пр.:
Именно поэтому можно считать ТВ не разновидностью наркомании, а некоей квазирелигией. Как во всякой религии здесь есть не только своя паства, но и свои жрецы. И если телепаства большей частью даже не осознаёт, зачем и почему приникает к «ящику» <…>, то тележрецы и телепроповедники понимают свои функции, напротив, очень хорошо. Именно они восприняли и преподнесли пожар на Останкинской телебашне как некую вселенскую катастрофу, едва ли не сходную по значимости с разрушением ветхозаветного храма Соломона. Завтра. 2000. № 36. С. 3
Отметим здесь столь часто встречающееся в современных массово-коммуникативных текстах метафорическое использование библейских номинаций для описания современных предметов и событий:
Но кровавые гонения на католиков, санкционированные из логова Мамоны, не взволновали «непогрешимого» папу. Наш современник. 1993. № 6. С. 96
Наконец, необходимо сказать об использовании актуализированных фразеологизмов. Стилизация под тексты конфессионального типа является излюбленным приемом, используемым в современной газетной публицистике.
Воспроизводя языковые модели прошлого, автор массово-коммуникативного текста использует устаревшие элементы языка как средство юмора, иронии и сатиры.
Составители текстов при этом обращаются как к редко используемым фразеологизмам, так и к фразеологизмам, уже давно вошедшим в обиход. Среди таких «стандартных» экспрессем следует назвать выражения ничтоже сумняшеся, притча во языцех, на круги своя, злоба дня, иже с ними и др.:
- Верните все на круги своя. Подмосковье. 12.06.1999
- Ничтоже сумняшеся Зюганов называет договор ударом по обороноспособности России. Радио России. 04.05.2000
- Президент Латвии ничтоже сумняшеся заявила... Радио России. 04.05.2000
- А с такой командой, которая вокруг Юрия Михайловича собралась, — лучше бы вовсе без нее. Я даже не об аппарате говорю — лужковский «аппарат» и так уже притча во языцех. МК. 31.12.1999
- Очки давно уже перестали быть притчей во языцех как атрибут исключительно интеллигента. Домовой. 1993. № 3. С. 46
В. Г. Костомаров отмечает, что «мода» на использование речевых моделей церковнославянского языка обнаружила себя уже в послевоенной журналистике. Широко представлены эти единицы языка в публицистике 1980-х годов, а в речевом пространстве современных СМИ они из разряда экспрессем перешли в разряд стандартных элементов массово-коммуникативного языка2:
Расизм в США давно стал притчей во языцех. Политическое самообразование. 1981. № 8. С. 70
В кругу знакомых давно стал притчей во языцех. ЛГ. 30.04.1983
Вот вам уничижение, что паче любой гордости. Известия. 07.04.1983
К конфессиональной лексике относятся и лексико-словообразовательные архаизмы, также весьма часто встречающиеся в речевом пространстве современных СМИ. Обращение к лексике подобного рода в современной публицистике, как правило, обусловлено коммуникативными задачами, стоящими перед журналистом. В памфлетах и фельетонах они служат инвективно-осудительной риторической стратегии, избираемой памфлетистом. Слова и выражения конфессиональной лексики можно встретить в разных полемических сочинениях. Их используют и публицист «Советской России» для характеристики экономической программы Григория Явлинского, и Валерия Новодворская, пишущая об извечной косности русского народа:
- Червивый плод с чужого древа! Советская Россия. 09.12.1999
- Драконы делают свой народ памятником себе. И тропа не зарастает. Они идут с портретами, красными флагами, вилами, каменьями, автоматами. В 1991-м, в 1993-м… Новое время. 13.06.1999
Благодаря используемым в этих примерах лексико-словообразовательным архаизмам возникает ассоциация с текстами конфессионального типа.
Конфессиональная лексика отличается особой маркированностью в отношении «отечественный — чужеродный». Поэтому стилистическая окраска этих лексем варьируется в зависимости от общей направленности издания.
В журналах и газетах, относящихся к группе так называемых «патриотических» изданий, эти единицы лексики соотнесены с концептом высокого.
В изданиях же, ориентирующихся на «западные либеральные ценности», все, что связано с православной и древнерусской тематикой, является предметом пародирования и иронического переосмысления. По этой причине и церковнославянские слова в текстах, принадлежащих перу либеральных журналистов, осмыслены как негативно-оценочные.
Примеры подобного отношения к церковнославянскому языку можно найти в прошлом. Так, В. В. Маяковский в своей автобиографии пишет: «Экзамен в гимназию. <...> Священник спросил — что такое „око“. Я ответил: „Три фунта“ (так по-грузински). Мне объяснили любезные экзаменаторы, что „око“ — это „глаз“ по-древнему, церковнославянскому. Из-за этого чуть не провалился. Поэтому возненавидел сразу — все древнее, все церковное и все славянское»3.
Следует отметить, что ничего специфически древнего, церковного и славянского в этом слове нет: ведь око является родственным латинскому oculus, производные от которого окуляр и окулист входят в состав активной лексики современного русского языка. Однако трудно не согласиться с тем, что церковнославянский язык современным человеком воспринимается как чужой, непонятный и, подобно иностранному, требующий специального изучения. По этой причине все древнее, все церковное и все славянское может вызывать отрицательные эмоции.
Между тем примеры правильного и осознанного употребления церковнославянской лексики в речевом пространстве современных СМИ найти чрезвычайно трудно. Парадоксально, что и для авторов, декларирующих свою приверженность традиционным ценностям, реальное содержание этих ценностей в большинстве случаев продолжает оставаться неизвестным. Язык демаскирует дух: по тому, как употребляются элементы языковой архаики, мы можем судить о том, насколько серьезно и ответственно относится говорящий к содержанию. И если древняя лексика в современных массово-коммуникативных текстах является лишь элементом языковой игры, то мы можем предположить, что и та духовная реальность, которая этими лексемами обозначена, для современных журналистов продолжает оставаться элементом экзотики, которую можно искажать и пародировать.
Еще на
эту тему
«Говорим по-русски!»: фразеологизмы с «культурной составляющей»
Новый выпуск программы
О некоторых особенностях языка средств массовой информации
Юрий Воротников предлагает СМИ переселяться из прозекторской стеба в здание великого русского языка
Библейская лексика на страницах современных СМИ
Конфессиональная и церковнославянская лексика востребована при полемике и социальной критике