Упорядочение русского правописания

Предисловие «Грамоты.ру»

Упорядочение русского правописания

Борьба за грамотность не мыслима без единой системы письма, равно обязательной для школы, печати и делопроизводства. Такая единая и общеобязательная система письма должна быть точно регламентирована и закреплена в законодательном порядке. За всю историю русского письма мы знаем только два законодательных акта: указ Петра I о переходе с церковно-славянского шрифта на гражданский и декрет советской власти 1917 года (повторенный с сокращением двух пунктов в 1918 году). Однако первый из этих актов, отдаленный от нас двумя веками, не содержал в себе ничего орфографического, второй же, в основном исправляя и упрощая алфавит, затронул только некоторые частности, отнюдь не претендуя на значение свода, регламентирующего наше письмо в целом.

Практика в основном руководствуется Гротом, но тут-то и возникают трудности: орфографические изыскания Грота, прежде всего, научные исследования и рассуждения, а отнюдь не законодательный документ или справочник; многие наиболее спорные вопросы (например, о написании о или е после шипящих) Гротом не разрешены или разрешены в плане сохранения существовавшего разнобоя; количество орфографических категорий, охваченных Гротом, недостаточно даже в пределах школьных нужд (он далеко не полно изложил вопрос о прописных буквах, очень случайно затронут им вопрос о применении дефиса, мало разработана пунктуация). Кроме того, со времен Грота (70–80-е годы прошлого столетия¹) произошли значительные сдвиги в русском языке и возникли новые задачи перед пишущими и печатающими, ответа на которые никак нельзя найти в «Русском правописании» (мы имеем в виду, например, процесс онаречивания сочетаний предлогов с существительными, появление категории сложносокращенных слов и т. п.).

Поэтому совершенно понятно, что для школы авторы учебников, а для печати авторы различных справочников пытались кодифицировать (каждый по-своему) затруднительные вопросы правописания.

Надо к этому еще добавить, что до 1917 года нормы орфографии (исходившие от Грота) были обязательны только для школы, печать же руководствовалась «своими соображениями»², а каждый писатель мог проводить свою орфографию. С того момента, когда издательское дело было у нас национализировано и образовался Госиздат, наследственный разнобой в орфографии печатных произведений стал очевидным. Попытки «радикальных реформ» русского правописания, предпринятые «Учительской газетой», Главнаукой и в дальнейшем НИЯЗ (Научно-исследовательским институтом языкознания) в 1929–1931 годах, закончились неудачей. Но так как практика школы и печати требовала срочного разрешения неотложных орфографических вопросов, то отдельные авторы учебников и составители орфографических словарей и справочников продолжали «по-своему» решать эти вопросы.

В 1933 году вышло два капитальных справочника по вопросам орфографии (в Москве А. Б. Шапиро и М. И. Угарова и в Ленинграде под редакцией Н. Н. Филиппова), и оказалось, что большинство спорных вопросов орфографии в них решено в полном несогласии; нечего и говорить, что различные «орфографические инструкции», исходившие от Госиздата и других издательств, только усугубляли разнобой и между собой, и между печатью в целом, с одной стороны, и школой — с другой³.

Для того чтобы добиться единства правописания и разработать полный каноничный свод правил орфографии и пунктуации, равно обязательный как для школы, так и для печати и для делопроизводства, в 1933–1934 годах были образованы комиссии: одна — при Ученом комитете языка Наркомпроса, другая — при Академии наук.

В 1936 году согласительная комиссия объединила работу обеих комиссий, и результаты этой более чем двухлетней работы поступили на рассмотрение Правительственной комиссии по упорядочению правописания под председательством наркома просвещения РСФСР т. А. С. Бубнова. В настоящее время эта комиссия закончила свою работу, и окончательно отредактированные «Свод орфографических правил» и «Свод пунктуационных правил» поступают на утверждение правительства СССР.

Так как основной задачей работы комиссии была не реформа, а полная регламентация правил орфографии и пунктуации и унификация колеблющихся написаний, то безусловных «новшеств» в предполагаемом орфографическом законе совсем не будет.

В настоящей статье мы попытаемся на нескольких примерах показать те трудности унификационной работы, которые вытекают из создавшегося положения. Задача состоит в том, чтобы, считаясь с твердо установленной практикой и декретом 1917–1918 годов, установить единство там, где до сих пор имелось множество разноречивых вариантов.

Следующие примеры покажут, какого рода трудности встречаются на этом пути и когда унификация себя оправдывает, когда нет.

Наиболее запутанным вопросом русской орфографии является написание о или е после шипящих⁴. Любая попытка сформулировать принятое в настоящее время в практике наталкивается на очевидный разнобой, существовавший еще и при Гроте, но сильно увеличившийся с тех пор благодаря неуклонному увеличению написаний с о⁵. Разнобой здесь имеется двух типов: во-первых, одни и те же корни или суффиксы пишутся и с о и с е: жолудь и желудь, жолоб и желоб, решотка и решетка, поножовщина и поножевщина, разжовывать и разжевывать, волчонок и волченок и т. п.; во-вторых, однородные случаи по-разному отражены на письме: черти и чорт, но учебный и учеба; Балашов, Борщов, но Камышев; существительные ожог, поджог пишутся с о, а соответственные глаголы ожег, поджег – с е; шорох, но шелк и т. п.

В корнях сохранение е (под ударением, когда произносится о) более привычно (черный, желтый, челка, отчет, начес, щетка, решетка, щеки, жены), хотя имеет целый ряд исключений (жох, жом, чорт, шов, чопорный, шоры, шопот, шорох, чохом и др.); в суффиксах написания с е скорее следует рассматривать как исключения (мешок, сапожок, волчок, печонка, книжонка, ножовка, но парчевый, холщевый и др.); в окончаниях безраздельно царствует о (ножом, хрящом, плечом, свечой, межой, чужого, большого и т.п.); особняком стоит предложный падеж местоимения что (о чем, на чем; а также и почем), глагольные формы прошедшего времени типа поджег, сжег, учел, прочел, ушел и глагольные окончания лжешь, лжет, печешь и печет.

Как будто бы ясно, что именно в этом вопросе накопленный многими десятилетиями и отражающий в себе все этапы борьбы о и е разнобой нуждается в унификации. В каком же направлении она могла бы быть наиболее целесообразной?

Прежде всего, следует разъяснить некоторые недоразумения.

1. Есть ли в русском алфавите буква ё? Нет. Существует лишь диакритический значок «умлаут», или «трема» (две точки над буквой), который употребляется для избежания возможных недоразумений, например для различения все и всё, узнаем и узнаём, ведро и вёдро (в последних двух примерах различение могло быть достигнуто и другим способом: постановкой знака ударения: узна́ем, ведро́); для указания точного произношения малоизвестных слов (преимущественно имен собственных), например в названиях рек Олёкма, Оленёк; в транскрипции иноязычных названий Кёльн (Köln), Бёрд (Bird), Ысык-Кёль (Ьsьq-Kol) и т. п. Настаивать на написании ё везде, где ему «полагается быть», никто не станет, а тем более добиваться этого ё от полиграфии, машинописи, телеграфа и т. п. Эта «мнимость» ё должна быть учтена и в решении интересующего нас вопроса⁶.

2. Существует мнение, что «хорошо бы» установить написание е после ч и щ, так как они мягкие, а о — после ш, ж, так как они твердые, как мы различаем нес (н — мягкое) и нос (н — твердое), то есть писать чехом, щетка, волчек, девченка, свечей, печеный и т. п., но жох, шов, мешок, книжонка, межой, лужоный и т. п. Попытаемся объяснить, почему это вовсе не «хорошо».

Прежде всего, как после тех, так и после других шипящих может быть в произношении и ударное е, и ударное о, которые важно различать: жест, но жосткий, чехом («жителем Чехии») и чохом («оптом»), чек (банковский) и чок (в стволе ружья), Шер и Шор и т. п.

Но главное-то состоит в том, что в русском языке есть двенадцать согласных (п, б, ф, в, т, д, с, з, м, н, р, л), которые могут быть твердыми и мягкими и различаются последующими гласными а–я, у–ю, о–е (ё), ы–и: например, кона — коня, кону — коню, коны — кони, коном — конем.

Шипящие же в отношении твердости и мягкости не могут быть парными: ш и ж всегда тверды, ч и щ всегда мягки⁷. Изображать звук [о] буквой е (ё) после мягких ч и щ и буквой о после твердых ш и ж — все равно что писать чяй, щюка, шыть, жыть и т. п. Поэтому писать после шипящих следует одну из пары букв и, конечно, основную: а, у, и, о, а не я, ю, ы, е (ё).

Итак, каковы же могут быть пути унификации в отношении гласной после шипящих?

1. Всегда последовательно писать е как в корнях, так и в суффиксах и окончаниях, то есть писать: черный, желтый, челка, отчет, начес, щетка, решетка, щеки, жены, жех, жем, черт, шев, чепорный, чек, чехом, шепот, шерох, шеры, печенка, книженка, мешек, сапожек, волчек, кочевка, холщевый, разжевывать, ножем, хрящем, плечем, свечей, межей, чужего, большего, плече, хороше, свеже, лжешь, печешь, сжег, ушел, о чем.

Этот способ изживает все исключения, дает полную унификацию, не вызывает необходимости разного написания гласной под ударением и без ударения (мешек и камешек, жевать и разжевывать, жены и жена, жернов и жернова, черт и чертовщина, жех и жеховатый и т. п.); однако он нарушает основные правила русской орфографии о том, что «под ударением пишется та гласная, которая слышится», и, кроме того, создает целый ряд «ребусов», например, вечер, ты помнишь, вьюга злилась (надо читать вечор), уже я приду (надо читать ужо); чек, чехом, шев (надо читать чок, чохом, шов) и т. п.

Если в корнях необычные написания с е охватят не свыше десяти случаев, то в суффиксах и окончаниях придется пишущим коренным образом переучиваться (мешек, рожек, межей, ножем, большего, плече, хороше).

Последовательное проведение написания е после шипящих было бы отказом от всего завоеванного в этом вопросе в течение ста лет и оказалось бы возвратом к догротовским временам.

2. Всегда писать после шипящих о под ударением, когда произносится о как в корнях, так и в суффиксах и в окончаниях, то есть писать чорный, жолтый, чолка, отчот, начос, щотка, решотка, щоки, жоны, жох, жом, чорт, шов, чопорный, чок, чохом, шопот, шорох, шоры, печонка, книжонка, мешок, сапожок, волчок, кочовка, холщовый, разжовывать, шалашом, ножом, хрящом, плечом, свечой, межой, чужого, большого, плечо, хорошо, свежо, лжошь, печошь, сжог, ушол, о чом.

Этот способ также изживает все исключения, дает полную унификацию, не нарушает основного правила русской орфографии о том, что «под ударением пишется та гласная, которая слышится», и разрешает все «ребусы» (дружить с чехом, но оценивать чохом, банковский чек, но чок в стволе ружья, настал уже вечер дня другого, но вечор, ты помнишь, вьюга злилась, уже я явился, но ужо я приду и т. п.), и, главное, он последовательно доводит до завершения ту тенденцию русского письма, которая в течение столетия укреплялась, несмотря на «непоследовательную» позицию Грота, и ничего не возвращает вспять.

«Непривычное» в этом способе касается только двух вопросов:

а) написания через о некоторых корней (в общей сложности не более 10–15), в том числе и таких, в которых безударные формы будут писаться с е (жена — жоны; чорт — ни черта; щека — щоку, щоки; жох — жеховатый и т. п.)⁸;

б) глагольных форм и окончаний типа сжог, шол, прочол, лжошь, печошь⁹.

Все остальные возможности унификации располагаются между этими двумя полюсами, и ни одна из них не может принести хорошие результаты; утвердить корни с е, а суффиксы и окончания с о — значит тормозить все более распространяющееся написание с о и даже обращать кое-что вспять; да и самый принцип неоднородного написания однородных случаев в корнях и в суффиксах не выдерживает критики; утвердить корни с о, но оставить с е только в некоторых ограниченных категориях (например, в глагольных окончаниях, в формах от что, может быть, даже в некоторых корнях), значит остановиться на полпути и не довести дело до нужного конца, сохранив исключения; оставить е только в тех корнях, в которых этот слог может быть то ударным, то неударным, — тоже не выход, так как в связи с наличием сложных слов каждый корень может попадать в безударное положение (жох — жеховат, чорт — чертогон, шолк — шелкопряд и т. п.), не говоря уже о том, что равнение по именительному падежу может посеять еще больший разнобой.

Выход из данного затруднительного положения может быть только в последовательной унификации или в направлении векового движения этого вопроса, то есть в сторону распространения написания под ударением о без всяких исключений, или в направлении обратном, утверждая написания с е и тем отбрасывая эту орфографическую теорию на сто лет назад. Tertium non datur!¹⁰

Следующий пример может показать тот случай, когда унификация могла бы оказаться нецелесообразной.

Есть два «слова» (обычно разъясняемые в отношении орфографии совместно), которые пишутся трояко: ветряный, ветреный, (под)ветренный, (про)ветренный и масляный, масленый и масленный; казалось бы, что такая роскошь излишня и обременительна и что можно все «варианты» привести к «одному знаменателю». Однако на поверку это оказывается не так просто. Прежде всего, эти два «слова» следует разделить, так как существует реальный глагол маслить, но нет глагола ветрить, следовательно, может быть причастие масленный, но не может быть причастия ветренный, с одним же н существуют оба как прилагательные: масленый (например, блин, взгляд) и ветреный (например, день, человек); так же с е и с одним н пишутся производные существительные масленица, ветреница, ветреность и т. п. Кроме того, с одним н и я пишутся: ветряная мельница (сравн. ветряк) и масляная краска (сравн. глиняный, жестяный и др.). Унификация на е была бы здесь неоправданной. Унификация же всегда на одно н или на два н (нн) тоже не проходит, так как по правилу о написании причастий жирно масленный блин и хорошо проветренная комната надо писать с двумя н, а в качестве прилагательных эти образования должны писаться с одним н: масленые глаза, ветреный день; скорее можно закрепить написание с одним н в приставочных прилагательных: подветреный, заветреный (которые пока что пишутся через два н).

Из всего сказанного следует, что существующая практика имеет под собой почву и унификация в этом случае едва ли была бы оправданна, то есть что следует писать: масляная краска, масленый блин (взгляд), жирно масленный блин, ветряная мельница, ветреный человек (день), а также и подветреный, заветреный и т. п., ветреник, ветреность и хорошо проветренная комната.

Следующий пример показывает, наоборот, такой случай, где без унификации никак нельзя обойтись, хотя вопрос сам по себе является узким.

Написание прилагательных от географических названий в настоящее время не подчинено никакому твердому правилу: от Ялта пишется ялтинский, от Пенза — пензенский, от Жиздра — жиздринский, от Пресня — пресненский, от Семиречье — семиреченский, от Заручье — заручьинский и т. п. Допустим, что можно «заучить» несколько десятков наиболее часто встречающихся названий и прилагательных от них, но ведь подобных названий тысячи, и от каждого может быть нужда в прилагательном (для названия сельсовета, кооператива, завода и т. п.). Как писать: латненский или латнинский от Латная? Икшинский или икшенский от Икша?¹¹ и т. п. Очевидно, латненский надо писать так же, как грозненский (от Грозный), что же касается прилагательного от Икша, то неизвестно, равнять ли его написание по типу ялтинский или по типу пензенский. Неудобство очевидно, а смысла в этом различном написании нет; ударные же случаи показывают здесь и: мгинский от Мга; учинский от Уча и т. п.

Рациональное правило могло бы быть сформулировано так: в прилагательных, оканчивающихся на -нский, пишется -инск-:

1) когда они образованы от имен существительных одушевленных на -а (-я), от которых возможно образование прилагательных притяжательных краткой формы на -ин: сестра (сестрин) — сестринский; Мария (Мариин) — мариинский; Никита (Никитин) — никитинский и т. п.;

2) когда они образованы от географических названий на -а (-я): Жиздра — жиздринский; Пенза — пензинский; Ялта — ялтинский; Пресня — преснинский; Икша — икшинский и т. п.;

3) когда они образованы от несклоняемых географических названий на -и: Сочи — сочинский и т. п.

Во всех прочих случаях пишется -енск-: кладбищенский, грозненский, латненский, гродненский, златоустенский, зарученский, красивомеченский, фрунзенский, коломенский¹².

Следующий случай, охватывающий также небольшую, но отчетливую категорию, показывает, какие аргументы могут приниматься в расчет при унификации.

В настоящее время написание слова пол (1/2) с последующим родительным падежом существительного различно в зависимости от разнородных причин: как правило, пол пишется слитно (полчаса, полведра, полметра), но оно пишется с дефисом, когда существительное начинается тоже с л (пол-литра, чтобы не читать поль-литра), с гласной (пол-уха, пол-яблока – здесь дефис играет отделительную роль, чтобы не читать по-луха, по-ляблока) и когда это существительное является именем собственным (пол-Москвы; здесь дефис нужен, чтобы сохранить признак имени собственного — прописную букву). Как будто бы исключений получается больше, чем правильных написаний, да и можно ли писать по-разному такие, например, случаи, как полметра, пол-литра? Грамматический анализ этих случаев ясно показывает, что налицо здесь два слова: 1) пол и 2) зависящий от него родительный падеж существительного; фонетический анализ обнаруживает, что при правильном произношении все эти случаи звучат одинаково, а именно: с двумя ударениями (по̀л-ме́тра, по̀л-ведра́, по̀л-у́ха, по̀л-я́блока, по̀л-Москвы́, а не палуха или пълведра и т. д.)¹³. Все эти рассуждения приводят к выводу, что данные случаи никак не следует писать слитно; писать же их через дефис или раздельно, решает традиция; так как дефисные написания для них привычны, раздельные же необычны, то, очевидно, писать их следует через дефис.

На этих примерах нам хотелось конкретно показать те трудности, которые встают в работе по упорядочению орфографии.

Следует еще предупредить, что будущий орфографический закон должен представлять собой по возможности полный свод всех правил. Это отнюдь не значит, что с учащихся потребуется изучение этого свода в том виде, в каком он будет опубликован в качестве законодательного акта. Свод должен быть лишь обязательной основой для авторов учебников, справочников, словарей. Далеко не все изложенное в своде будет нужно школе: дело Наркомпроса, программ и учебников взять из него необходимое и изложить не в стиле законодательного акта, а иначе, применительно к методу и системе прохождения в школе русского языка и письма.