Языковая политика России в Сети

Кстати, как вы произносите — в Се́ти или в Сети́? Если у вас возникают вопросы, вы уже столкнулись с нерешенной политической проблемой, языковой. Решение, как правильно — в Се́ти или в Сети́ — это и есть языковая политика в действии.
Ретроспективную языковую политику (с известным огрублением и по аналогии с любой политикой) можно представить так. Законодательная деятельность (для лингвистов больше бы подошло «законотворческая») — кодификация норм, то есть:

• определение норм (как правильно и почему — на этот вопрос могут ответить только специалисты, в нашем случае — лингвисты);
• собственно кодификация норм, то есть закрепление норм в грамматиках и словарях. В словарях, грамматиках не только фиксируют норму, но также отмечают все отступления от нее при помощи, например, запретительных или рекомендательных помет;
• внедрение норм (ср. законодательная власть — исполнительная власть), культивирование норм.

Возвращаясь к нашему примеру: чтобы ответить на вопрос, как правильно, в Се́ти или в Сети́, надо посмотреть в грамматики (чего почти никто не делает) и в словари (что делают чаще, но это не всегда помогает, см. ниже). Обращаясь к грамматикам и словарям, мы пользуемся результатами законодательной деятельности лингвистов. А задаем себе вопрос по причине того, что мы (обобщенно) — результаты внедрения норм, то есть мы знаем, что может быть правильно или неправильно (уже возникшим сомнением мы, хоть и косвенно, подтверждаем, что нормированный русский язык не умер — ведь мы задаемся вопросом, какой из двух вариантов верен).

В СССР ретроспективной языковой политикой занимались академические институты, в частности Институт русского языка АН СССР (ныне Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН), под грифом которого были опубликованы академические словари (БАС, МАС — оба написаны в Ленинградском филиале Института) и грамматики (последняя — «Русская грамматика» [1980] — была удостоена Государственной премии). Словари, грамматики, справочники были своеобразной теоретической основой, «внедрением» занимались театры, СМИ — печатные (в том числе научно-популярные журналы, например журнал «Русская речь», выходящий с 1967 года) и, как мы теперь говорим, электронные (радио и телевидение). Последние, по сути, актуализировали, культивировали, закрепляли предписанное в словарях и грамматиках, при этом цензурный порядок гарантировал полное отсутствие обсценной (заборной, матерщинной) публичной речи.

Сотрудников СМИ и театральных актеров от других носителей русского языка отличало прежде всего сознательное усвоение языковых норм.

«Советская» культура речи была в основном запретительной, без возможности выбора (из равноправных вариантных форм); несмотря на то что работы многих советских лингвистов-нормализаторов были посвящены обоснованию и анализу динамического характера нормы (см., например, работы К. С. Горбачевича), в условиях тотальных запретов о языковой терпимости, конечно, речь не шла. Яркий пример реализации запретительной политики — «Словарь для работников радио и телевидения» (на «Грамоте.ру» он есть). Несомненно, что в СССР языковая политика была стабильной, обеспечивая государственные потребности.

Итак, основными инструментами языковой политики были:

• академические институты, создаваемые ими грамматики и словари, — эти институты можно определить как базовые, теоретические, пассивные инструменты языковой политики;
• СМИ (радио, телевидение), театры, где была культивируемая правильная речь носителей русского языка, сознательно усвоивших языковые нормы, — условно назовем эти структуры активными инструментами языковой политики.

Объект этой языковой политики — основная часть носителей русского языка — был пассивен: инструменты и результаты языковой политики не подлежали обсуждению.

Что было в годы перестройки? С конца 1980-х годов привычные инструменты языковой политики начали ломаться, как всякий инструмент, не имеющий ухода и применения. Практически не финансировавшиеся академические институты вынуждены были свернуть многие проекты. Так, например, было со вторым изданием БАС (готовился и издавался тогдашним Ленинградским филиалом Института русского языка АН СССР), первые пять томов которого (А–Ж) вышли в течение 1991–1994 годов, после чего издание было прекращено (возобновлено с первого тома с 2004 года). Так было и с телефонной Службой русского языка в ИРЯ АН СССР в Москве, работа которой была возобновлена в 1995 году благодаря личной инициативе и усилиям отдельных сотрудников Института.

Ломались и «активные» инструменты: отмена цензуры, свобода слова (доходящая до недержания речи) привела к массовому появлению кое-как пишущих (говорящих) в СМИ. Эти процессы одни лингвисты характеризовали как расшатывание норм, языковой хаос, другие — как актуализацию живой, а потому стихийной, общенародной речи.

Однако именно в это время был принят закон «О языках народов РСФСР» (25 октября 1991 года), а в новой Конституции России (1993) впервые после 1917 года статус русского языка был определен как государственный (ст. 68, часть 1; в Конституции СССР русский язык имел статус языка межнационального общения, то есть СССР не имел одного из важных атрибутов государственности, в число которых входят герб, флаг, гимн, столица и язык).

Что изменилось в 1994 году? В 1994 году в информационном пространстве России появляется новый объект — интернет и его российский сегмент — Рунет. Могли ли «старые» инструменты ретроспективной языковой политики оценить этот новый объект, оптимизировать его для своих «инструментальных» функций и в конечном счете повлиять на него? Думаю, что точного ответа дать никто не сможет. Однако смею предполагать, что академическое сообщество в силу объективных причин не смогло увидеть в интернете инструмента языковой политики. Тогда как те, кто занимался СМИ на государственном уровне, очень хорошо осознавали действенность нового пространства, активно существуя в нем, опять-таки, в силу объективных причин: журналисты и их кураторы всегда хорошо осведомлены о новых информационных возможностях, к тому же в СМИ в то время были финансы, а значит, была возможность иметь хорошую технику и возможность подключиться к интернету.

С другой стороны, именно в СМИ — там, где культивирование норм прекратилось, — возникла острая необходимость вернуться хотя бы к нормальному (даже не к нормированному) русскому языку, что было связано, например, с политическими целями. Может быть, отчасти поэтому в созданном в 1999 году МПТР и родилась идея создания портала, который мог бы стать оперативной справочно-информационной базой по русскому языку для всех СМИ. Понятно, что для реализации такого замысла нужен был достаточный управленческий потенциал. Все это и все эти были в МПТР, при поддержке которого и был создан портал «Грамота.ру» (официально открыт 14 ноября 2000 года). Не могу не назвать тех, кто стоял у истоков этого грамотного начинания: М. В. Сеславинский, А. Ю. Романченко, Ю. И. Акиньшин (прежде — МПТР, теперь — Роспечать), А. Г. Кормилицын (ООО «ЭЛЕКС-Альфа», разработчик проекта).

При создании портала была достигнута как внутренняя (корпоративная) цель — оперативная справочно-информационная база для работников СМИ, так и внешняя (государственная) — укрепление государственности России посредством внимательного, бережного отношения к государственному языку — русскому языку.

Создание портала «Грамота.ру», на наш взгляд, определенным образом структурировало сетевое пространство Рунета: население интернета активно и положительно отреагировало на появление нового ресурса, а самые эмоциональные отклики «Грамота.ру» получила от русскоязычной части интернета, живущей за пределами России. Возможно, так диаспора удовлетворенно отреагировала на то, что «великий и могучий» снова в силе, а значит, можно надеяться и на укрепление позиций России в мире (ведь только сильная страна может позволить себе заниматься языковыми вопросами).

Активная реакция населения интернета позволяла (и небезосновательно) надеяться на формирование активного интернет-сообщества, чье участие в языковой политике не будет сведено к роли статистов. Сегодня грамотное интернет-сообщество постоянно провоцирует кодификацию норм, их уточнение, а также активно занимается языковой критикой.

И, может быть, это сообщество, непрестанно и заинтересованно рефлексирующее по поводу языка, — один из важнейших инструментов языковой политики. Можно (хотя и осторожно) предполагать, что «Грамота.ру» стала инструментом, консолидирующим и формирующим «языковой» электорат, а таким образом и средством мониторинга языкового состояния общества.

А теперь — о вариантах: в Се́ти или в Сети́. Задайте поиск в словарях «Грамоты.ру», а потом попробуйте решить: как правильно? Получилось? Если нет, то мы все как языковой электорат безмолвствуем.

И еще: мое отношение к «олбанскому» языку. Олбанский язык — это бурса. Не знаете, что такое бурса? Вот так же через несколько лет олбанский язык тоже не будут знать. Олбанский язык — это нормальный молодежный стеб нового информационного пространства. Ничего разрушить или страшно исказить он не может, это нормальный шуточный, бурсяцкий интернет-язык.

Итак, языковые политики не отличаются от политиков обыкновенных. Хорошие профессионалы, они и в политике вообще, и в языковой политике в частности умеют правильно, грамотно оценить ситуацию, предложить конструктивные решения, а как результат — в нашем случае — грамотный интернет-портал «Грамота.ру». Надеюсь, что это не последний положительный опыт государственных мужей.

Работа портала «Грамота.ру» показала, что для новой России нужна новая языковая политика, основной компонент которой (как и в большой политике) — гласность носителей, их активное участие (не в определении норм — этим должны заниматься специалисты — а в обсуждении языковых фактов).

Именно такая активность формирует языковой вкус, а значит, можно надеяться, и сознательное отношение к нормированному литературному языку. «Грамота.ру», как и другие подобные ресурсы, несомненно, инструмент формирования гласной языковой политики.

Итак

1. Новое информационное пространство интернета, новое сообщество («население интернета») стихийно формирует активный языковой электорат, работа с которым требует новых форм языковой политики.
2. На сегодня «сетевая» языковая политика лишь фрагментарно осознана как часть государственной языковой политики. Но при этом Рунет пока еще не осознан как активный инструмент языковой политики.
3. Рефлексия интернет-сообщества (на «Грамоте.ру», например) по поводу языка впервые позволила услышать «глас народа». Традиционные инструменты языковой политики — академические институты — должны постоянно реагировать на «сетевую» рефлексию, разъясняя рекомендации (нормы) и пополняя свои словарные базы, в частности.
4. Сегодня «Грамотой.ру» пользуются как СМИ (таким образом, корпоративная цель создания портала достигнута), так и обыкновенные носители языка, имеющие доступ в интернет. Большую часть составляют учащиеся. Важно и то, что порталом активно пользуется диаспора. «Грамота.ру» выявляет языковой электорат, готовый принимать активное участие в языковой политике. Вот только языковой доктрины в России нет: лучшее доказательство — декларативный (а не действенный) закон «О государственном языке России», принятый 1 июня 2005 года. Ситуация известная: низы (языковой электорат) не могут, а верхи (те, кто определяет политику) — не хотят. А зря… «Относиться к языку надо честно…» (Н. В. Гоголь). Впрочем, объявление 2007 года Годом русского языка позволяет надеяться на изменение ситуации.