Как философы пытались создать идеальные языки

Лингвистические утопии просветителей

Джон Уилкинс и таксономия всего

Проекты «универсальных» языков начали появляться в эпоху Просвещения. Интеллектуалы того времени верили в разум, науку и — в улучшение мира через рациональную перестройку. Более рациональным можно сделать общество (за счет правления, основанного на договоре), воспитание (за счет просвещения и дисциплины ума), мышление и, конечно же, сам язык — его главный инструмент.

Овладев таким языком, люди — в теории — должны были меньше путаться в терминах, меньше спорить из-за слов и больше соглашаться по существу.

Ведь если в обыденном языке каждое выражение тянет за собой культурные ассоциации, эмоции, оттенки значения, то в языке рациональном слово должно было означать только то, что оно значит, — как математический знак.

Одна из наиболее известных попыток создать философский язык — «Опыт о подлинной символике и философском языке» (англ. An Essay towards a Real Character and a Philosophical Language), опубликованный в 1668 году английским священником и полиматом Джоном Уилкинсом. Этот трактат возник из раздражения, вызванного засильем латыни в научной, академической, образованной среде. Более тысячи лет латынь служила основным языком общения европейских ученых, однако к XVII веку стали появляться люди, недовольные ее повсеместным использованием. 

Уилкинс был среди тех, кто видел в латыни, равно как и в других естественных языках, препятствие для обучения наукам. 

По его мнению, много времени тратилось на изучение слов, а не на постижение сути вещей.

Его мотивацией было создание универсального вспомогательного языка, который облегчил бы коммуникацию между учеными, дипломатами, торговцами и путешественниками.

Проект Уилкинса основывался на принципе пазиграфии — системы, которая не заимствует элементы из существующих языков, а создается априорно. В основу его «реального символа» была положена иерархическая семантическая классификация всего сущего. Уилкинс разделил мир на сорок основных категорий, каждая из которых имела дальнейшее деление на подкатегории, что позволяло систематизировать все знания от общего к частному.

Слова в его языке были этимологически связаны со своими базовыми понятиями, а их форма отражала их место в этой разветвленной системе. Так, у слов «собака» и «волк» должен был быть общий корень, немедленно указывающий на их родство как понятий из одной категории. Ближайшая аналогия — генеалогическое древо, где каждая ветвь — это категория знаний, а листья-слова — понятия, чья форма отражает их место в этой иерархической системе.

«Реальный символ» Уилкинса был именно письменной системой, не предназначенной для устной речи. Позднее он добавил «философский язык», который присваивал фонетические значения символам.

Несмотря на всю свою амбициозность (а возможно, как раз из-за нее), проект не получил практического воплощения. По иронии судьбы он оказался слишком сложен и громоздок даже для своего создателя. Сам Уилкинс нередко делал ошибки при использовании своего языка в примерах. 

Тем не менее проект Уилкинса любопытен именно как попытка построить язык на принципах строгой, эмпирической таксономии. Он отражает переход от веры в мистическое откровение к вере в рациональное познание и классификацию, которая стала основой для всех последующих научных дисциплин. На философскую ценность этого труда позднее обратил внимание Хорхе Луис Борхес, благодаря чему идеи Уилкинса получили некоторую известность.

Сегодня парадокс «идеального языка» волнует и когнитивистов. Возможно ли воздействовать на язык рациональными методами — так, чтобы сделать его более удобным? Может ли язык быть одновременно совершенно логичным и удобным для мозга человека и для общества в целом?

Готфрид Лейбниц и исчисление мыслей

Готфрид Лейбниц со своей «характеристикой универсалис» (лат. caracteristica universalis) пошел еще дальше. Это была не просто попытка создать язык, а стремление к созданию «универсального символического исчисления», способного выражать математические, научные и метафизические понятия. Лейбница вдохновили идеи Декарта о всеобщем методе получения достоверного знания (mathesis universalis). 

Он хотел создать «алфавит человеческих мыслей», где каждой идее соответствовал бы уникальный символ.

Конечной целью проекта было превратить философию в точную науку. Лейбниц считал, что если найти адекватное символическое представление для основополагающих принципов мышления, то можно будет получать любое знание путем правильной комбинации символов. Это привело к его знаменитому выражению «давайте посчитаем» (calculemus). При таком подходе любой философский или научный спор мог быть решен с помощью простой вычислительной процедуры, подобно тому, как решаются математические задачи.

Проект Лейбница, будучи еще одной просветительской утопией, отличался в своей основе от проекта Уилкинса. Уилкинс пытался классифицировать мир, а Лейбниц — создать систему операций над символами. Его «характеристика» — не просто язык, а вычислительная машина для работы с идеями. Отсюда и прямая связь с современными областями, такими как формальная логика, информатика и теория вычислений. 

Лейбниц, по сути, предвосхитил идеи, которые легли в основу современных компьютерных языков и алгоритмов.

Однако утопичность была следствием гигантского масштаба задачи: необходимо было провести полную «энумерацию всех основоположений мысли». Последующие столетия показали, что эта задача невыполнима. С этой проблемой столкнулись и более поздние философские течения, такие как логический позитивизм с его программой верификации и «протокольными предложениями».

Интерес к проекту Лейбница не угас. Логик и математик XX века Курт Гёдель верил в его осуществимость. Более того, идеи современного ученого Стивена Вольфрама, в частности его «принцип вычислительной эквивалентности», перекликаются с проектом Лейбница; Вольфрам утверждает, что все процессы в природе могут быть сведены к вычислению, а значит, замысел Лейбница актуален и для современной физики.

Язык как научный эксперимент

Ифкуиль: сложнее некуда

Язык ифкуиль, созданный Джоном Кихадой в 1978 году, является, пожалуй, наиболее радикальным и амбициозным проектом последних десятилетий. Кихада, лингвист-самоучка, стремился объединить в одном языке «уникальные и экзотические» особенности, которые он находил в различных языках мира. Его целью было создание языка, способного выражать «более глубокие уровни человеческого познания кратко, но явно и ясно», с особым упором на категоризацию.

Ифкуиль доводит идею идеального языка до логического предела, стремясь к абсолютной точности и минимальной избыточности.

Грамматическая система языка невероятно сложна и считается одной из самых запутанных в мире, превосходя по сложности даже китайский или арабский.

Лексикон ифкуиля состоит из 3600 корневых слов, каждое из которых через сложнейшие морфонологические правила (подвижное ударение, чередование гласных и использование сложных кластеров согласных в корне для передачи нюансов значения) может порождать тысячи лексем. Его грамматика включает, например, невероятные 96 падежей и 153 аффикса, что позволяет передавать тончайшие семантические нюансы в одном слове. 

Примером такой сложности служит состав слова U+iţkuîlx, которое, будучи производным от корня, связанного с речью, обозначает «гипотетическое представление языка».

Но человек, как оказалось, совершенно не справляется с этим языком, достигшим невероятной структурной стройности. Ифкуиль — это доказательство того, что абсолютная рациональность делает язык непригодным для коммуникации.

Сам Джон Кихада признает, что создавал язык не для повседневного использования, а для «исследования того, как языки могли бы функционировать». В настоящее время ни один человек (включая и его создателя) не может свободно говорить на ифкуиле. Он стал своего рода лингвистическим экспонатом, демонстрирующим, что совершенство и удобство — вещи кардинально различные, если дело касается общения.

Токипона: ничего лишнего

Язык токипона, созданный в 2001 году канадской переводчицей Соней Лэнг, — полная противоположность ифкуилю. Если ифкуиль стремится к максимальной детализации через усложнение, то токипона достигает своего идеала через радикальный отказ от лишнего. 

Лэнг придумала свой язык с целью «упростить свои мысли и общение», вдохновляясь принципами даосизма и минимализма.

Токипона показывает, что «совершенный» язык может быть очень «бедным», и тогда мозг будет вынужден сконцентрироваться на базовых, универсальных понятиях. 

Его словарь состоит всего из 120–137 слов, а грамматика является предельно простой, без склонений, спряжений, времен и других привычных категорий. Несмотря на такую скудость средств, язык способен порождать бесконечное количество предложений за счет многозначности слов и их творческого комбинирования. 

Например, слово suli означает «большой» или «длинный», но также и «важный». Сложные понятия выражаются через словосочетания, где каждое слово добавляет новый оттенок: так, jan pona (хороший человек) может означать «друг», а telo nasa (странная жидкость) — «алкоголь». 
Помимо философской и художественной ценности, у токипона есть и практический смысл: он активно используется для тестирования гипотезы Сепира — Уорфа. Она гласит, что язык, на котором человек говорит, определяет или как минимум влияет на его мышление и восприятие мира. В то время как философы Просвещения считали, что «лучший» язык улучшит мышление, гипотеза Сепира — Уорфа перевела эту идею в плоскость научного исследования. 

Как связаны реальные человеческие языки и когнитивные процессы их носителей? Можно ли экспериментально доказать и измерить эту связь?

Минимальный лексикон, простая структура, отсутствие сложных грамматических категорий делают язык топикона удобным «участником» экспериментов по выявлению связи языка и мышления. Существуют даже примеры его терапевтического применения: перевод «вредных» мыслей на этот простой язык помогает бороться с негативным мышлением.

Кроме того, максимально простой язык, как выясняется, стимулирует креативность: она требуется, чтобы обойти его ограничения. Токипона доказывает, что человеческое мышление способно адаптироваться к любым ограничениям, и тем самым опровергает гипотезу Сепира — Уорфа в ее сильной форме, согласно которой язык полностью определяет мышление. А вот слабая форма гипотезы, согласно которой язык влияет на мышление, но не определяет его, подтверждается современными исследованиями. 

Попытки создать язык на рациональных основаниях, сделать его максимально разумным и удобным инструментом оказались неудачными: такой язык перестает быть средством общения и не может выполнять свою основную роль. Но фантазии об идеально устроенном языке помогают увидеть границы языков реальных.