Хорошая речь и среднелитературная речевая культура

Среднелитературная речевая культура, напомним, отличается от элитарной и других более низких типов речевой культуры следующими признаками, которые образуют определенную систему.

1. Носители среднелитературной речевой культуры не владеют всей системой функциональных стилей русского литературного языка, а лишь двумя (реже тремя) функциональными стилями, один из которых связан со сферой обиходно-бытового общения (разговорная речь), а другой (или два других) — со сферой профессиональной деятельности.
2. Недостаточный уровень языковой и речевой компетенции, самоконтроля, а также отсутствие привычки всегда сомневаться и проверять свои знания (как в области языка, так и в других областях человеческой деятельности) приводят к систематическим нарушениям в речи носителей среднелитературной речевой культуры ортологических норм¹ и к фактическим ошибкам.
3. Прецедентными текстами для носителей среднелитературной речевой культуры являются в первую очередь тексты средств массовой информации и так называемая «второсортная литература».
4. Недостаточный уровень общей культуры, часто переоцениваемый уровень языковой подготовки, характер прецедентных текстов часто приводят носителей среднелитературной речевой культуры к неуместному употреблению в речи, с одной стороны, терминов и иноязычных слов, с другой — сниженной и даже бранной лексики.
5. Более важным признаком рассматриваемой речевой культуры является не только, даже не столько характерность для нее нарушений разнообразных норм и ограничений языка, но и нарушение и несоблюдение элементарных этических норм речи: нарушение этикетных правил, категоричность в высказываемых оценках, неправильный выбор тональности общения, проявление неуважения к собеседнику, неразличение ты- и вы-общения и т. д.

Несмотря на существующие значительные различия в речи носителей элитарного и среднелитературного типов речевых культур, в области разговорной речи эти различия проявляются меньше всего. Это обусловлено спецификой сферы употребления данной функциональной разновидности литературного языка.

Хорошей разговорной речью можно считать любую основанную на ситуации общения и общности апперцепционной базы² речь в сфере неофициального общения, если только в ней нет грубых нарушений ортологических норм.

Нарушения ортологических норм могут быть (но не грубые) и в речи носителей элитарной речевой культуры, поскольку здесь действует доминанта разговорной речи — минимум заботы о форме выражения (важно что сказать, а не как).

Следует отметить, что, рассматривая только разговорную речь, чаще всего нельзя определить, носителем какого типа речевой культуры является тот или иной человек.

Очевидно, что прежде всего среднелитературная речевая культура и другие неэлитарные типы речевых культур проявляют свои отличительные черты там, где требуется владение разными функциональными стилями. Носитель литературно-разговорной речевой культуры не может дать хорошей речи в официальной обстановке, в любой ситуации официального общения, поскольку официальная обстановка требует выхода за пределы разговорной речи. Но носитель среднелитературной речевой культуры может дать если не образцы, то примеры хорошей речи и при использовании той функциональной разновидности, с которой связана его профессиональная деятельность. Так, чиновник, канцелярский работник владеет деловым стилем, вузовский преподаватель — научным стилем, журналист — публицистическим и т. д.

Покажем это на примере газетных текстов. Нами были просмотрены такие газеты, как «Известия», «Московский комсомолец», «Независимая газета», «Труд», «Московский комсомолец в Саратове», «Саратов», «Саратов СП», «Саратовская панорама», «Репортер», «Саратовские губернские ведомости». Данные газеты нами были выбраны на основании их популярности, неспециализированности, то есть рассчитанности на широкий круг читателей.

В этих газетах есть умелое пользование разными жанровыми нормами: есть хорошая речь журналистов (то есть профессионалов), именно хорошая, хотя и не образцовая, эталонная, так как она все же явно продуцирована носителями среднелитературной речевой культуры.

Так, в относительно хорошем тексте могут быть встречены орфографические ошибки, которых нельзя найти в речи носителей элитарной речевой культуры. Например, в информационной статье «Ну здравствуй, это...» («Саратов СП» 29.11.2000) допущена грубая орфографическая ошибка: ...Но окончательно цена будет зависеть от того, насколько далеко будет находится вызываемый абонент...

Орфографические и грамматические ошибки, часто грубые, можно встретить не только в газетах местных органов печати, но и в центральных изданиях. Например, в газете «Известия»: За пять дней, которые я провел у них, обстановка была далеко неспокойной (А. Белянчев «Дерево войны», 21.10.2000), параллельно готовится закон, который предаст некоторую юридическую силу результатам выборов (А. Садчиков «Сокращение до разумных пределов», 10.10.2000). Тайна переписки уголовна наказуема (название статьи Г. Бовта, 19.10.2000).

Или примеры из «Российской газеты»: Чтобы они не говорили, законы у нас стали мягче (В. Куликов «Есть подвиг разведчика. Есть подлость предателя», 26.10.2000), ...оказание правительственной поддержки тем российским компаниям, которые продвигают в зарубеж российские экономические интересы... (В. Кузнечевский «Наш капитал скупает Америку», 10.10.2000).

К сожалению, орфографические ошибки могут встречаться и в написании лозунгов и транспарантов, которыми часто украшают улицы наших городов в преддверии каких-либо праздников. Например, накануне празднования дня независимости Республики Саха был вывешен транспарант, содержащий грубую орфографическую ошибку: Сувиринетету республики 10 лет!

Следует отметить, что факт появления подобного транспаранта свидетельствует не только о речевой культуре людей, занимающихся оформлением города; ярко и крупно выполненное неправильное написание слова способствует такому его запоминанию и впоследствии воспроизведению неправильного орфографического облика слова.

Недостаточная языковая компетенция часто приводит и к появлению стилистических недочетов и даже ошибок.

Например, в статье А. Смирнова «Людские слезы — не водица» (РГ, 17.11.2000) употребляются разнородные по стилистической окраске слова в одном предложении: И коли положение элиты столь бесправно... Воспринимаемый в современном русском языке союз коли как уже просторечный не совсем удачно сочетается с книжным словом элита. Еще один пример из этой же газеты: Аккурат накануне первого снега (А. Шарапова «Лимиты и кодексы»). Неуместное употребление ярко выраженного просторечного наречия аккурат широко распространено в газетной речи. Эта статья лишь один пример этого распространившегося стилистического недочета.

Стремление быть нестандартным, проявить свои знания нередко приводит носителей среднелитературной речевой культуры к излишней вычурности, которая проявляется, например, в использовании слова в устаревшем значении. Такое мы встречаем в статье Л. Шепко «Ждет ли Украина своего Путина» (РГ, 17.11.2000): Новейшая история постсоветского пространства.

Автор данной статьи использовал в устаревшем значении слово пространство — «промежуток (времени)» [MAC 1987, Т. З: 518]. Можно предположить, что большинству читателей это значение слова пространство неизвестно и для них было бы, возможно, привычней и понятней, если бы автор построил фразу примерно так: Новейшая история постсоветского времени. Тем более что в современной речи это сочетание приобретает черты устойчивого выражения. Кроме того, использование устаревшего значения приводит к неодинаковой трактовке фразы: то ли автор имел в виду промежуток времени начиная с 1985 года, то ли территорию бывшего СССР. Но слово пространство в значении «территория» не может быть советским или постсоветским.

Этим же стремлением к оригинальности можно объяснить и единичные неуместные употребления иностранных слов, не получивших широкого распространения и имеющих полноценные русские эквиваленты. Например, в заголовке статьи Е. Чубарова «На Арбате убит скинхед» (Изв. 31.10.2000). Или в статье Н. Козловой и С. Птичкина (РГ, 17.11.2000): Телевизионный паноптикум нынешних борцов с преступностью.

Еще один пример неудачного использования иностранного слова встретился в этой же газете в статье С. Плеханова «Монархия вне конкуренции»: Трафик наркотиков, незаконная эмиграция, контрабанда стали постоянными темами местной печати.

За исключением этих случаев неуместного употребления иностранных слов речь в данных газетных текстах можно считать хорошей, соответствующей жанровым и ортологическим нормам.

Неуместное употребление малопонятных слов (терминов, иностранных слов, профессионализмов, профессионального жаргона) является яркой чертой среднелитературной речевой культуры.

Однако отсутствие целесообразности в использовании малопонятных слов не всегда носит единичный характер. Часто экономические, политические и другие термины, употребленные вне специальной речи, используются адресантом несколько раз без соответствующих пояснений. Безусловно, употребление иностранных слов, в том числе и терминов, естественно и даже обязательно в специальной среде, но оказывается непонятным широкому кругу читателей, на которых рассчитана газета.

Случаи неуместного употребления терминов встретились и в рассматриваемых нами газетах. Так, в статье «Обложили со всех сторон» ее автор А. Синицкий употребил экономические термины демпинг и антидемпинг семь раз и ни разу, хотя бы косвенно, не пояснил их значения. В этой же газете в статье этого же автора «Готовность к взлету» активно употребляется экономический термин лизинг/авиализинг, который также ни разу не получил определения. Данные факты характеризуют автора этих статей как носителя среднелитературной речевой культуры, которой свойственно через неуместное употребление малопонятных слов проявлять неуважение к своему адресату.

Можно считать допустимым использование малопонятных слов в статьях на определенную тему, рассчитанных на определенный круг читателей. Но иногда речь журналиста настолько полна слов, связанных с определенной профессиональной или социальной группой, что она становится непонятной тем, кто не входит в эту группу.

Так, в статье А. Латкина «Интернет не вынесет двоих» о мировых гигантах Интернета (Изв., 31.10.2000) использованы следующие малопонятные слова, имеющие заимствованное происхождение и являющиеся терминами: интернет-провайдер, второй сайт, интегрированный плеер, видео- и аудиофайлы, сайт. Эти слова совершенно непонятны людям, не соприкасающимся с компьютером и не интересующимся новыми технологиями связи; и вполне понятны, хотя бы из контекста, только тем, кто имеет опыт работы с компьютером и с системой Интернет.

Современные газеты рассчитаны скорее не на массового, а на разного читателя. Этим можно объяснить и наличие разных рубрик (полос), связанных с теми или иными интересами читателей: «Экономика», «Культура», «Спорт», «Политика» и т. д. Статьи в определенной рубрике связаны с таким кругом читателей, который не только интересуется теми или иными вопросами, но еще и осведомлен в этой области человеческих знаний. Но перенасыщение статьи терминами может вызвать коммуникативную неудачу в общении даже с интересующимися и осведомленными читателями. Такое перенасыщение встретилось в блоке статей А. Мунипова «Случай на танцплощадке» (Изв., 31.10.2000), в котором, иногда несколько раз, употребляются такие слова: биг-бэнд, фиоритура, свинг, хитрованский коктейль, перченые дикси-мелодии, неосвинг, этно-поп-команды, ремикс, ремиксер, перкуссия, бонги, ситары, сингл, ковер-версия, саундтрэк. Безусловно, не все слова из указанных нами имеют русские эквиваленты и не всегда поддаются полнозначному переводу на русский язык. Но учитывая то, что данные слова употреблены в газетном тексте, рассчитанном пусть и не на массовый, но на широкий круг читателей, все же какие-то пояснения или комментарии автору вышеназванного блока статей нужно было дать.

Чрезмерное увлечение иностранными словами не совсем позволяет нам отнести эти статьи к хорошей речи даже носителей среднелитературной речевой культуры. Опасность подобного рода увлечения состоит еще и в том, что для носителей среднелитературной речевой культуры прецедентными текстами являются именно тексты массмедиа.

Неумелое использование малопонятных слов в речи журналистов воспринимается носителями среднелитературной речевой культуры как хорошее, уместное, правильное.

Затем они переносят в свою речь воспринятое как правильное употребление малопонятных слов без учета ситуации общения. Особенно разрушительно действует нецелесообразное использование в речи терминов, иностранных слов, профессионализмов на речь молодых людей, чья речевая культура только формируется.

Приведенные выше примеры газетной речи носителей среднелитературной речевой культуры нельзя назвать хорошей речью не только из-за нарушения ими уместности и чистоты речи, но и потому, что здесь нарушаются жанровые и этические нормы. Если авторы этих статей ставили своей коммуникативной целью проинформировать читателей о тех событиях, которые произошли в сфере музыки и электронной коммуникации, то в достижении этой цели можно усомниться. Скорее бо́льшая часть читателей либо не поймет написанного, либо вообще проигнорирует эти статьи, именно из-за чрезмерного неуместного использования иностранных слов. Неумение прогнозировать коммуникативный эффект от своей речи также является признаком среднелитературной речевой культуры.

Следует отметить, что толкование малопонятных слов носителями среднелитературной речевой культуры может быть все же дано, но часто опосредованно. Трудно утверждать, что подобное толкование является особым риторическим приемом, но все же малопонятное слово, хотя бы косвенно, перестает быть таковым. Например, ...кто активно внедряет информационные технологии в свою работу, не будучи при этом профессионалом в области собственно IT. Безусловно, было бы лучше, если бы автор статьи «Искусство объединения» А. Данилов (Изв., 31.10.2000) использовал для аббревиатуры русские буквы, но благодаря контексту связь между аббревиатурой и расшифровкой можно осознать.

Толкование термина может быть дано и через сопоставление его со знакомым для большинства людей термином, имеющим противоположное значение.

Такое объяснение встретилось в статье С. Червонной и В. Васильева «Выбор после выбора» (Незав. газ., 9.11.2000): И, как венец всего, — объявленный в самом конце выборов невиданный профицит федерального бюджета 2000 г. в 237 млрд долл., представляющий собой почти зеркально обратную величину по отношению к бюджетному дефициту в 290,4 млрд долл., который администрация Клинтона-Гора в 1993 финансовом году унаследовала от республиканской администрации Джорджа Буша-старшего.

Однако нельзя сказать, что использование малопонятных слов без соответствующих комментариев всегда характерно для речи носителей среднелитературной речевой культуры. Носители среднелитературной речевой культуры, способные продуцировать хорошую речь, могут и удачно использовать термины, новые слова, согласуя это использование с целями и задачами своей речи. Такие примеры удачного, уместного использования рассматриваемой нами группы слов встречаются и в газетной речи. Так, Е. Короп — автор статьи «Естественный отбор» (Изв., 31.10.2000) дает опосредованное пояснение, казалось бы, знакомому слову национализация, но акцентируя внимание читателей на противопоставлении слов национализация и экспроприация: Идея узаконить отчуждение собственности от государства (в этом суть национализации — как платной, предусматривающей компенсацию, так и бесплатной, то есть экспроприации)...»

Такое толкование в целом понятного слова национализация отвечает замыслу автора статьи: рассказать, в чем суть современного проекта закона о национализации в отличие от предыдущих.

Удачным можно считать и использование слова олигарх в статье Ю. Васильева «Березовский меняет профессию», посвященной объявлению Березовским самого себя «политэмигрантом» (РГ, 17.11.2000): Березовский сам изобрел в 1996 г. термин «олигарх», который со временем стал в российском общественном сознании обозначать, скажем так, не очень разборчивого в средствах обогащения человека... Именно «олигархи», а не вечно вчерашние зюгановцы, коими одно время пугал Березовский, задавили в стране здоровую конкуренцию, а именно из-за их бандитских махинаций слова «бизнесмен» и «предприниматель» приобрели в общественном восприятии негативный оттенок.

Следует выделить, что автор статьи везде берет слово олигарх в кавычки, тем самым подчеркивается и субъективная оценка деятельности Березовского, и авторское отчуждение, неприятие этого слова.

К сожалению, случаи удачного, творческого подхода к использованию разнообразных лексических средств в достижении коммуникативного успеха в речи носителей среднелитературной речевой культуры единичны.

Гораздо чаще встречается нецелесообразное использование лексики, имеющей какое-либо ограничение. В рассмотренных выше статьях наряду с удачным использованием слов указанной группы есть и неуместное употребление заимствованных слов, аллюзий, терминов и т. д. Например, в статье Ю. Васильева «Березовский меняет профессию» встретилось неуместное использование слова демарш: ...каждое следовавшее за первым его демаршем выступление отбрасывало «олигарха» во все более густую тень...

И в этой же статье наряду с книжными словами присутствуют разговорные слова с ярко выраженной негативной эмоциональной окраской: ...на днях сумасшедший недоучка из Махачкалы тоже всему миру вещал об угрозе...

Недостаток общей культуры, свойственный для носителей среднелитературной речевой культуры, иногда приводит не только к неточным, но даже и к ошибочным толкованиям малопонятных слов. Например, в одном из номеров «Российской газеты» нам встретилось следующее, явно ошибочное толкование, нарушающее фактическую точность речи: ...гипоксия, то бишь недостаток движения...

Среднелитературная речевая культура характеризуется не только неуместным употреблением малопонятных слов, но и неуместным употреблением сниженной лексики: разговорных слов, просторечия, жаргонизмов, профессиональных жаргонизмов. Неуместно использованное слово со сниженной стилистической окраской разрушает стилистическую оформленность, однородность текста. Конечно, не всегда слова этой группы имеют ярко выраженную окраску. Однако их употребление среди нейтральных слов или слов, имеющих одинаковую окраску, приводит к усилению иностилевой окраски. Так, несколько инородно выглядит употребление слова алюминщик, очевидно являющегося профессионально ограниченным, в статье О. Губенко «Все не так, как надо» (Изв., 31.10.2000): ...энергетики, пользуясь своим правом на электрические сети, отказываются транспортировать эту энергию, тем самым вынуждая алюминщиков покупать ее у своей компании...

Это единственный во всей статье случай не совсем уместного употребления слова, относящегося, скорее всего, к так называемому профессиональному жаргону. В остальном статья соответствует качествам хорошей речи: в ней соблюдены правописные и пунктуационные нормы, нет малопонятных слов, использованы только общеупотребительные экономические и технические понятия (тариф, инвестировать, убыточные, потребитель, генерация электроэнергии, резервы энергетических мощностей и т. д.).

Общая тональность текста — дружелюбная, предполагающая сопереживание читателей. Оценка деятельности энергетических компаний в статье стремится к объективности без излишней агрессии.

Разговорные средства могут быть использованы за пределами разговорной речи в качестве особого риторического приема, создающего эффект свободной, непосредственной речи. Но если носители элитарной речевой культуры в силу высокой языковой компетенции и развитого языкового вкуса могут умело использовать этот прием, то носитель среднелитературной речевой культуры не всегда с этим справляется.

Как попытку использовать разговорные средства в качестве особого риторического приема, направленного на создание образа обычного человека, такого же, как все, который, как все, решает многие финансово-бытовые проблемы, можно рассматривать статью Светланы Чернышовой «Торговля воздухом» (Сарат. губернские ведомости, 16.11.2000). В этой статье автор, безусловно, на бытовом уровне рассуждает о нарушении прав потребителей со стороны производителей продукции. Тональность, в которой написана статья, фамильярно-разговорная, несмотря на общую доброжелательность, несколько развязна, напоминает бытовой разговор между близкими друзьями (скорее всего, молодого возраста). Такая тональность достигается в основном благодаря использованию разговорных средств:

Однако считать, что автор полностью достиг своей цели, нельзя.

Тональность, в которой подана информация, может удовлетворить языковой вкус далеко не всех читателей.

Возможно, некоторые из них могут посчитать эту развязность тона проявлением недостаточно высокой как общей, так и речевой культуры автора.

Автора рассматриваемой нами статьи также нельзя отнести к носителям высокой речевой культуры не только на основании недостаточно умелого использования разговорности как риторического приема, но и потому, что для его речи характерно использование в одном предложении низкого и высокого, разговорного и книжного: ...Сколько раз я мысленно посылала к такой-то матери всю Германию, где он made in, когда сей продукт знаменитой торговой марки вследствие плохой точки опоры шумно шлепался в воду с полочки в ванной...

Попыткой, не совсем удачной, можно назвать статью О. Кабановой «Кысь, брысь, Русь». Эта статья явилась попыткой стилизации текста газетной статьи под текст рецензируемого романа Т. Толстой «Кысь». Сам же роман, в свою очередь, имитирует одновременно и городской фольклор, и народный сказ в рамках стиля классической русской литературы:

Однако статья, в отличие от романа, выглядит именно как попытка, не получившая полной, законченной формы. Этой же попыткой стилизации, наверное, можно объяснить употребление разговорных, просторечных и устаревших слов: не подкачала, уж больно, ведь, натяжка, не помянут. Возможно, используя эти лексические средства, автор стремился создать живость и простоту языка, еще раз подчеркнуть то, что данная рецензия рассчитана именно на непрофессионалов. Но, к сожалению, в целом в структуре текста и в построении фраз эти слова выглядят несколько инородно, не органично: Первое крупное произведение писателя со сложившейся высокой профессиональной и личной репутацией. Толстая не подкачала.

Недостаточная языковая подготовленность в сочетании с отсутствием самоконтроля, привычки проверять свои знания приводит носителей среднелитературной речевой культуры не только к появлению различных нарушений норм и нецелесообразному употреблению языкового богатства, но и к появлению в речи фактических ошибок. К сожалению, случаи проявления некомпетентности в тех или иных вопросах встречаются и в текстах газет. Так, грубую фактическую ошибку допустил автор статьи «Сахалин: политическая вендетта» И. Езерский (Изв., 11.11.2000): Поэтому любая нестандартная ситуация на полуострове, по идее, должна решаться максимально осторожно... (Сахалин не полуостров, а остров). Нарушение правильности содержания, конечно, снижает качество речи, поскольку допущенная неточность вызывает у читателей недоверие к автору.

Фактическая неточность встретилась и в статье А. Вольского — президента Российского союза промышленников и предпринимателей (работодателей). В его статье «В психологической реабилитации нуждается вся страна» (КП, 9.10.2000) видим: ...Взрывы на «Пушкинской», а перед этим в Буденновске, Москве, Волгодонске... (Взрывы были не в Буденновске, а в Буйнакске). Вольский явно оговорился, но зачем газете понадобилось публиковать эту неточность, остается непонятным.

Отсутствие контроля над речью, чрезмерная уверенность в своих знаниях свидетельствуют об отсутствии ответственности за свою речь у носителей среднелитературной речевой культуры, а у редактора — ответственности за язык его газеты.

Тем более что приведенные выше примеры фактических ошибок встретились в очень популярных периодических изданиях, которые читают многие люди и которые во многом влияют на формирование не только языкового вкуса носителей языка, но и на формирование общих представлений об окружающем мире, о событиях в стране и за ее пределами.

Несмотря на то что в рассмотренных выше газетных текстах есть неполное соответствие качествам хорошей речи, их все же можно отнести к примерам пусть не образцовой, не вызывающей восхищения, но именно хорошей речи. Хотя, конечно, среди носителей среднелитературной речевой культуры встречаются те, чья речь никак не может быть отнесена к хорошей. В такой речи можно наблюдать нарушение нескольких качеств хорошей речи, взаимосвязанных и взаимно обусловливающих друг друга: правильности, целесообразности и этичности речи. Основным и наиболее важным нарушением является игнорирование этических норм общения, которые влекут за собой и появление в речи неуместности и неправильности.

Примеры речи носителей среднелитературной речевой культуры, которую нельзя отнести к хорошей, встретились и в рассмотренных нами газетах. Таким примером может послужить статья Р. Волобуева «Большой Дидро» (Изв. 31.10.2000). Целью автора данной статьи, вероятно, было не просто рассказать о новом фильме современного французского режиссера Габриэля Агийона, посвященного жизни и деятельности французского философа Дени Дидро, но и заинтересовать читателей газеты — потенциальных кинозрителей. Исходя из цели, поставленной автором, эта статья должна выполнить не только информационную, но и эстетическую функцию, не задев при этом авторскими оценками кинокартины этических чувств ни читателей, ни режиссера. Однако неумение автора, который, используя определенные языковые средства, желает добиться коммуникативного успеха и прогнозировать этот успех, привели его к коммуникативной неудаче. Эту неудачу можно объяснить еще и тем, что Р. Волобуев действовал здесь как «неквалифицированный специалист», мнящий себя знатоком во всем.

Излишняя самоуверенность в праве давать оценки, в том числе и негативные, проявилась в выборе оценочных слов: убойная звуковая дорожка, прокол всего этого более чем забавного и смотрибельного… зрелища; безбожно попсовый подход коробит, озвучить костюмное кино про XVIII век громкой электронной музыкой — дело нехитрое. Нарушаются и этические нормы общения. Это проявилось и в неоднократном фамильярном отношении к самому Дени Дидро: ...Всего жил отец французского Просвещения, чьи пресные труды они так мучительно впихивали в себя перед сессией...; ...Год с лишним он проживал в России, присоветовал Екатерине поставить в Питере (!); ...тут все время стаскивает с ce6я штаны, бегает голышом по версальским лужайкам; ...герой, когда не бегает голый, потрясает гусиным пером основы прогнившего режима, uзо все сил приближая тот день, когда оковы тяжкие падут, все снимут штаны, а Бастилию перестроят наконец под Дворец пионеров.

Пренебрежительное отношение к режиссеру картины можно увидеть не только в выборе слов негативной оценочности, но и в сделанном автором статьи сравнении и сопоставлении: ...Известное противостояние ежа и голой задницы (то есть косного тоталитарного режима и развитых прогрессивных либералов-просвещенцев из праздного класса) Aгuйoни представляет в духе приключений Чиполлино.

Неуважение к читателю автор статьи проявляет и в неуместном использовании иноязычных слов, имеющих русские эквиваленты и не усвоенных еще русским языком: мидл-класс, мидл, либералы-просвещенцы. Сама тональность текста — разнузданная фельетонность, выпячивание своего «Я» — также не свидетельствует об уважении чувств и мнений читателей.

Похвальное стремление журналистов быть творчески своеобразными иногда выливается в разнузданность, неуместный «стеб».

Подобное нарушение этических норм можно встретить и в статье Д. Горелова «Мужик и медведь» (Изв., 31.10.2000), сообщающей о смерти современного российского режиссера Петра Луцика. Та фамильярность, с которой автор статьи пишет о своем герое, скорее снижает образ Петра Луцика, чем вызывает у читателя уважение к нему и чувство горечи утраты. Стремление Д. Горелова создать образ Луцика как простого российского мужика, одного из тех, кто принял на себя всю тяжесть осмысления и всю ответственность за Дело и Семью (цитата из статьи), в сочетании с недостаточной языковой компетенцией, неумением прогнозировать коммуникативный эффект привело к неуместному сочетанию в тексте высокого и сниженного, книжного и бытового: ...Мор, сравнимый с черным 94-м, снова накрыл Россию...; ...В конце 80-х они взорвали своей пассионарностью молодое кино, двое косолапых сорвиголов из Самарканда и Оренбурга, пятьсот веселых городов, где русским быть — уже мощь и характер нужны...

При этом среди лексических средств предпочтение отдается сниженному: варили... плов в общаге, баламутили кабаки, окончил сталь и сплавы, там и сям оставлял, махнули в Штаты, полгода куролесили, всегда было отличной их трудов, лекарь (в значении тот, кто лечит), компьютерный ломщик, Прощайте, ребята, мор... снова накрыл Россию. Нарушение этических норм общения привело к двойственности понимания цели статьи. Казалось бы, автор хотел рассказать о П. Луцике и, насколько это возможно в пределах газетной статьи, обобщить его жизнь и творчество. Сама статья скорее напоминает некролог, обращенный к ушедшему, но в некрологе не принята сниженность речи. Воспринимая эту статью как некролог, нельзя назвать ее хорошей, поскольку некролог этот написан в форме неуместного «стеба», который не может в данной ситуации восприниматься как хороший даже в близкодружеском общении, тем более в официальной речи.

Примеры такой газетной речи носителей среднелитературной речевой культуры можно найти не только среди статей, посвященных искусству и культуре, но и в статьях, анализирующих политическую жизнь нашей страны. Примером такой речи может быть статья М. Соколова «Белые, красные, передовые» (Изв. 11.10.2000).

Как уже писали выше, для носителей среднелитературной культуры характерна полная удовлетворенность своим интеллектуальным багажом, знаниями и умениями, которые носитель среднелитературной культуры стремится продемонстрировать, не замечая их ущербности. Данное свойство среднелитературной речевой культуры нередко приводит ее носителей к излишней вычурности речи. Именно неуместная, излишняя вычурность характеризует речь М. Соколова, имеющего при этом специальное филологическое образование. Этот автор активно и нецелесообразно использует в своей речи различные иностранные слова, малознакомые широкому кругу читателей: копирайт, инкриминируемые, имманентно, архетип. Понимание хорошей речи как вычурной, а также стремление продемонстрировать свои знания приводит М. Соколова к использованию в пределах одного предложения просторечных, разговорных слов, с одной стороны, и латинских слов и выражений с использованием латинского написания — с другой: ...бездействие обвиняемого a priori объявляется преступным <...> принадлежит в аккурат той самой организации, которую так принято по поводу и без повода поминать <...> национальное охранительство не червонец, чтобы быть любезну всем <...> чтобы клеймить русский традиционализм словами «большевизм», «брежневизм», «чекизм» etc. <...> тоталитаризм имманентно присущ России и в этом смысле никакого серьезного различия между Николаем II и Сталиным, между Россией и Совдепией нет...

Таким образом, носители среднелитературной речевой культуры могут продуцировать за пределами разговорной речи не только хорошую, но и речь, которую трудно назвать хорошей даже в рамках той функциональной разновидности, которая связана с их профессиональной деятельностью.

Для хорошей речи носителей среднелитературной речевой культуры характерны отдельные нарушения качеств хорошей речи вследствие недостаточной языковой и речевой компетенции, отсутствия привычки проверять свои знания и контролировать свою речь.

Как правило, в хорошей речи носителей среднелитературной речевой культуры не соблюдается один-два критерия хорошей речи. Наличие в хорошей речи носителей среднелитературной речевой культуры неуместного употребления тех или иных языковых средств можно объяснить и неумелым творческим использованием лексических богатств русского языка. Но, как мы уже писали выше, носители среднелитературной речевой культуры могут продуцировать и такую речь, которую никак нельзя назвать хорошей.

В такой речи нарушается, как правило, основная максима общения — уважительное отношение к адресату речи, то есть нарушаются этические нормы общения, не соблюдается этический компонент культуры речи. Нарушение этических норм общения влечет за собой и появление разного рода нарушений правильности и целесообразности речи. Нельзя назвать хорошей и чрезмерно вычурную речь, в которой автор речи пытается продемонстрировать свою компетентность как в языке, так и в знаниях об окружающей действительности. Такая вычурная речь не всегда свидетельствует о профессионализме.

Среднелитературная речевая культура имеет два пути возникновения. С одной стороны, это по каким-либо причинам несостоявшаяся элитарная речевая культура, здесь наблюдаются какие-то отдельные, но системные отклонения от языковых, коммуникативных или этических норм общения. С другой — намеренное, может быть и не вполне осознанное, а может быть и осознанное противопоставление себя элитарной речевой культуре, воспринимаемой как что-то инородное, скучное, искусственное, невыразительное, удаленное от собственно русской речи. На основании гетерогенности происхождения среднелитературной языковой культуры можно предположить, что хорошая речь ее носителей — это речь, являющаяся следствием первого пути возникновения этой культуры, в то время как «нехорошая» речь появилась главным образом в результате второго пути возникновения среднелитературной речевой культуры.

Впервые опубликовано в книге «Хорошая речь» О. Б. Сиротининой, Н. И. Кузнецовой, Е. В. Дзякович и др. (Саратов, 2001).