И еще раз о властях предержащих, или Что такое крылатые слова

Я вспомнил, сколько раз за последнее время приходилось слышать или читать об этих самых «власть предержащих», как на недавней конференции научных сотрудников Российской академии наук помянул их с трибуны маститый академик — и внутренне вскричал: «Помилуйте, ну сколько же можно?! Почему же Александр Исаевич Солженицын каждый день Даля читает, а наши дикторы и журналисты даже и в Ожегова не заглядывают?» А что бы им открыть, например, 23-е издание этого словаря на странице 578 и прочитать: «предержащий, -ая, -ее (устар.): 1) власти предержащие — лица, облеченные властью; 2) власть предержащая — высшая власть». Практически то же толкование находим и в «Словаре русского языка» в 4-х томах: «Устар. предержащие власти — лица, облеченные властью; органы власти. Предержащая власть — высшая правительственная власть»¹.

Ну и что же это значит, спросите вы? А то и значит, что слово предержащий в современном русском языке устарелое и встречается только в составе двух фразеологизированных, то есть устойчивых сочетаний; есть власти (какие?) предержащие, есть власть (какая?) предержащая, но нет никаких *предержащих (что?) власть.

Внутренне побушевав и посетовав, как же все-таки обидно нам, филологам, что так мало русских людей, даже по профессии обязанных говорить на нормированном русском языке, считает словари своими настольными книгами, я поостыл и задумался: отчего так распространилась искаженная форма этого фразеологизма?

Результатом моих размышлений стала небольшая статья «Власть предержащие или власти предержащие?», которую я отнес в самый, на мой взгляд, подходящий журнал — «Журналист». Там мою статью одобрили, приняли и... не опубликовали. Опубликована она была в журнале «Наука и жизнь»². Потом я еще раз обращался к этой теме и опубликовал тезисы в материалах Международной научной конференции «Перевод Библии в литературах народов России, стран СНГ и Балтии»³. Но, как оказалось, этим дело не закончилось. Приблизительно в это же время на страницах «Независимой газеты» возникла целая дискуссия по поводу интересующего нас выражения.

В разделе этой газеты «Почта» 14 февраля 1998 года было опубликовано письмо кандидата исторических наук, старшего научного сотрудника Института востоковедения РАН Е. Ю. Ваниной, в котором она упрекала всех, пишущих власти предержащие, властям предержащим. «А ведь правильно, — пишет автор письма, — „власть предержащие“, то есть „власть держащие“, „власть“ — объект, поэтому всегда ставится в винительном падеже {...} Вряд ли нужно доказывать, что непрофессионализм и элементарная неграмотность несовместимы со статусом серьезного издания, на который претендует ваша газета». Редакция газеты ответила, что она «принимает замечания к сведению и приносит извинения читателям». Таким образом, редакция вступила в число многочисленных сторонников варианта власть предержащие.

История эта имела продолжение. Уже 21 февраля 1998 года в читательской почте «Независимой газеты» появилась заметка двух крупных российских филологов Е. А. Земской и М. С. Гринберга «Власть предержащие или власти предержащие». Ссылаясь на словари русского языка и приводя иные веские доводы, ученые доказывали, что редакция поторопилась с извинениями, что все же правильно говорить и писать власти предержащие.

Казалось бы, авторитет Е. А. Земской и М. С. Гринберга мог поставить точку в этой дискуссии. Однако этого не произошло. В «Независимой газете» от 29 мая 1999 года было опубликовано довольно резкое письмо В. Г. Андреева под заголовком «Еще раз о „властях предержащих“». Автор, сам сторонник варианта власть предержащие, пишет: «Несколько раз я звонил в „НГ“, просил, а потом умолял сотрудников редакции обратить внимание на это словосочетание. Однако эта оплошность (вариант власти предержащие. — Ю. В.) повторяется с завидным постоянством вновь и вновь. В связи с этим у меня есть предложение — повесить над столами редакторов, корректоров и корреспондентов вашей газеты небольшой плакат следующего содержания: В словосочетании „ВЛАСТЬ ПРЕДЕРЖАЩИЕ“ первое слово (ВЛАСТЬ) не имеет множественного числа и не склоняется!»

Надо сказать, редакция совету автора не последовала. Более того, ответила вполне определенно: «К сожалению, неправильное словосочетание „власть предержащие“ все еще проникает в газету. Корректорам газеты следует безжалостно изгонять его с газетной полосы. А г-ну Андрееву мы рекомендовали бы следовать нормам русского языка и пользоваться словосочетаниями „предержащие власти“ и „предержащая власть“».

Вопрос вроде бы был закрыт. Но тут произошло самое интересное. Случайно прочитав дискуссию в «Независимой газете», на нее откликнулся наш крупнейший ученый-языковед, член-корреспондент РАН В. А. Дыбо, и откликнулся статьей, которая, на мой взгляд, является самым интересным из всего, что до сего дня написано по поводу властей предержащих. Статья эта («Еще раз о „властях предержащих“») пока не была опубликована, но В. А. Дыбо любезно позволил мне ссылаться на ее рукопись, за что я ему чрезвычайно признателен.

Итак, давайте еще раз поразмышляем: как правильно говорить, или, точнее выражаясь, как следует говорить: власти предержащие или власть предержащие? И почему столь многие предпочитают вариант власть предержащие?

Я, как и Е. А. Земская и М. С. Гринберг, полагаю, что первой причиной является контаминация этого выражения с очень близким по значению и форме устойчивым сочетанием власть имущие (те, кто имеет власть). Отсюда и осмысление выражения власти предержащие как власть предержащие — ‘те, кто держит власть’.

Надо сказать, что В. А. Дыбо считает гипотезу контаминации этих двух выражений ошибочной. Он полагает: «Внутренняя форма глагола предержать абсолютно прозрачна, семантика диктуется этой внутренней формой: держать, иметь, владеть»⁴. В. А. Дыбо совершенно справедливо пишет: «При ближайшем рассмотрении она (проблема правильности или неправильности одного из вариантов интересующего нас выражения. — Ю. В.) оказывается настолько тесно связанной с историей русского и церковнославянского языков, что современное употребление указанных форм рискует оказаться необъясненным без рассмотрения этих моментов их истории»⁵. Давайте, действительно, обратимся к истории языка.

В самом деле, в соответствии с внутренней формой глагол предержати в древнерусском языке имел одним из своих значений значение ‘держать’. Об этом пишет И. И. Срезневский⁶. Это же значение дает и «Словарь русского языка XI–XVII вв.» Здесь можно найти примеры употребления этого глагола в самом прямом, конкретном значении ‘держать, удерживать, сдерживать руками’, ‘держать, поддерживать что-то’: человек придержим тремя мужи (то есть его держали, удерживали три человека); столпи толсти предржаще (то есть держащие, поддерживающие) комару⁷.

Было у этого глагола и еще одно значение: ‘обладать властью, силой, преимуществом’, то есть, иными словами, ‘господствовать’. В этом значении глагол предержати употреблялся, естественно, без прямого дополнения, например: Се ныне предьржи железо, то есть ‘ныне обладает властью, господствует железо’⁸. Образованное от этого глагола существительное предержание имело два значения: ‘область, владения’ (второе значение), но прежде всего ‘господство, владычество’, например: нечьстие живуштее въ чьловецехъ и диаволе предьржание (то есть ‘господство, владычество дьявола’)⁹.

Однако наиболее часто в древнерусском языке глагол предержати употреблялся в значении ‘владеть, держать в своих руках, в своей власти’. Картотека «Древнерусского словаря», хранящаяся в Институте русского языка им. В. В. Виноградова РАН, содержит выписки из различных памятников древнерусской письменности, где можно встретить такие выражения, как предрьжащю вьсю власть, предрьжа царство, предержащю монастырь и даже предържяти село или предьръжащи вся в дому (орфография памятников приближена к современной). А в Великих Четьих Минеях можно прочитать об одном человеке отъ предъдержащихъ власть. Как видим, сказано почти совсем так, как говорит большинство современных дикторов. Что же, правильно они говорят? Все же нет, не правильно. И вот почему. Нет в современном русском языке глагола предержать, не употреблялся он уже и в XIX веке, поэтому и причастие предержащий не может сейчас свободно употребляться.

В. А. Дыбо, впрочем, замечает: «Сам глагол предержатъ не чужд русскому языку, в несвязанном употреблении отмечен в диалектах, см. Словарь русских народных говоров, вып. № 31, стр. 76»¹⁰. Ну что же, в таком случае свободное, несвязанное употребление причастия предержащий можно считать диалектизмом, но никак не литературной нормой.

А главная причина в том, что выражение власти предержащие — не просто устойчивое, оно относится к разряду так называемых крылатых слов, иначе говоря — является цитатой. Крылатые слова — это «устойчивые, афористические, обычно образные выражения, вошедшие в речевое употребление из определенного фольклорного, литературного, публицистического или научного источника, а также изречения выдающихся исторических деятелей, получившие широкое распространение»¹¹.

Некоторые исследователи относят к крылатым словам также названия мифологических и исторических событий и реалий, получивших переносное значение, личные имена исторических и литературных персонажей¹².

Выражение «крылатые слова» восходит к Гомеру, в поэмах которого «Илиада» и «Одиссея» оно неоднократно повторяется: Он крылатое слово промолвил; Между собой обменялись словами крылатыми тихо и др. В качестве языковедческого термина это выражение было использовано в названии книги немецкого ученого Георга Бюхмана (1822–1884) «Крылатые слова» (Geflugelte Worte), опубликованной в 1864 году. Бюхман назвал этим термином все виды слов, словосочетаний и выражений, вошедших в речь из определенного источника и закрепившихся в ней. Книга Бюхмана, представлявшая собой сборник крылатых слов, прочно вошедших в немецкий литературный язык, выдержала множество изданий. В тринадцатом издании (1882) Бюхман отмечал, что выражение «крылатые слова» в значении термина перешло и в другие языки.

Состав крылатых слов исторически изменчив. Основной их корпус составляют цитаты из произведений классиков литературы: Быть или не быть — вот в чем вопрос (В. Шекспир); Аппетит приходит во время еды (Ф. Рабле); Есть еще порох в пороховницах (Н. В. Гоголь); Глаголом жги сердца людей (А. С. Пушкин) и др. Крылатые слова могут приходить в речь определенной эпохи из высказываний популярных в это время деятелей. Ярким примером такого рода стало выражение B. C. Черномырдина: Хотели как лучше, а получилось как всегда. Этот разряд крылатых слов весьма подвижен. Некоторые из них с течением времени и с уходом с исторической арены их авторов исчезают из языка, некоторые продолжают использоваться, но уже без упоминания источника. Так, мало кто, кроме специалистов, знает, что крылатое слово О вкусах не спорят — это перевод латинского изречения De gustibus non est disputandum, представляющего собой цитату из речи Цицерона.

Значительный слой крылатых слов в русском языке (и, конечно, не только в русском) составляют цитаты из Библии. Это могут быть отдельные предложения или устойчивые словосочетания.

К библеизмам по происхождению относятся такие, например, крылатые слова: нет пророка в своем отечестве; не хлебом единым жив человек; ищите и обрящете; не судите, да не судимы будете; кто не работает, да не ест; глас вопиющего в пустыне; волк в овечьей шкуре; зарыть талант в землю (из Евангелия); всякое даяние благо; кто не работает, тот не ест; тайна сия велика (есть); яко тать в нощи; книга за семью печатями; излить фиал гнева (из Апостола) и множество других.

Крылатые слова характеризуются устойчивостью и воспроизводимостью, поэтому их обычно относят к фразеологии. Однако осознание их индивидуально-авторского происхождения определяет их особое положение среди речевых средств.

О том, что словосочетание власти предержащие относится к разряду крылатых слов, можно узнать из книги Н. С. Ашукина и М. Г. Ашукиной «Крылатые слова»¹³. Здесь вы прочитаете, что выражение власти предержащие — цитата из новозаветного текста Послания апостола Павла к римлянам. Глава XIII этого Послания начинается призывом к христианам в гражданской жизни «проявлять свое благоговение перед Богом в повиновении установленным от Бога властям»¹⁴.  В Библии это место читается так: Всяка душа властем предержащим да повинуется. Эту же цитату при толковании слова предержащий приводит в своем словаре и Владимир Даль¹⁵. 

Ну что же, не очень многие из наших современников читали апостола Павла. Но если нечитавшие захотят меня проверить, возьмут, например, Библию издания Московской Патриархии 1990 года и найдут в ней на странице 1240 Послание к римлянам, то они будут, наверное, несколько удивлены. Здесь написано вот что: «Всякая душа да будет покорна высшим властям...» (13,1). Где же власти предержащие?! Не удивляйтесь. В руках у вас перевод Библии на современный русский язык, а интересующее нас выражение — из текста церковнославянского.

Но еще большее недоумение может охватить дотошного читателя, захотевшего добраться до корней и обратившегося к наиболее ранним славянским переводам Послания к римлянам. В так называемом Христинопольском (или Городиском) Апостоле XII века он прочитает: Всяка душа владыкамъ превладающимъ да повинуется. Эти же слова встречаются во многих списках Апостола XIV–XVII веков. В несколько ином виде вошли они и в первую полную древнерусскую так называемую Геннадиевскую Библию 1409 года, созданную в Новгороде при дворе архиепископа Геннадия. Здесь интересующее нас место читается так: Всяка душа владыкам превладущам да повинуетеся.

Этот вариант перевода, очевидно, довольно долго бытовал на Руси, так как отражен в первом послании Ивана Грозного к князю Курбскому: Почто и апостола Павла презрел еси, яко же рече: Всяка душа владыкам предвладующим да повинуется¹⁶. По мнению Г. А. Воскресенского¹⁷, именно вариант владыкамъ превладающимъ (или превладущиимъ) восходит, скорее всего, к переводу Апостола, выполненному во второй половине IX века первоучителями славян Кириллом и Мефодием. Есть и другие варианты перевода: властелемъ вышнимъ (властелъ по-древнерусски значит ‘властитель’), властемъ вышнимъ (почти как в современном русском переводе), не вполне понятное (может, возникшее в результате описки) властелемъ бывшимъ и др. 

Возникает естественный вопрос, почему переводчики это место Послания к римлянам переводили по-разному: то как владыкамъ превладающимъ (превладущиимъ), то как властелемъ (властемъ) вышнимъ. Для того чтобы на него ответить, обратимся к греческому оригиналу.

В греческом тексте здесь стоит сочетание, где первое слово — это дательный падеж множественного числа существительного со значением ‘власть, могущество’, которое в греческом языке могло обозначать не только функцию, но и «социальное установление», то есть органы власти. Понятно, что переводчики могли использовать при его переводе и существительное владыкамъ, и властемъ, и властелемъ. Все они достаточно точно соответствуют значению слова, использованного в оригинале. Второе слово в интересующем нас словосочетании — это дательный падеж множественного числа причастия действительного залога настоящего времени от глагола, одним из значений которого в греческом языке является ‘возвышаться, превосходить, превышать’. Поэтому перевод этого места на церковнославянский язык действительно может иметь вид вышнимъ, что мы и находим в ряде церковнославянских переводов Апостола.

Однако авторитетный словарь A Greek-English Lexicon, составленный Г. Дж. Лидделом и Р. Скоттом, приводит среди метафорических значений интересующего нас греческого глагола также и значение ‘prevail’, то есть ‘преобладать, господствовать, превалировать¹⁸. Церковнославянским переводом этого глагола в таком значении может быть глагол превласти (‘властвовать, управлять’), который указывает и «Словарь древнерусского языка» И. И. Срезневского¹⁹, и «Словарь русского языка XI–XVII вв.»²⁰.

Правда, оба они в качестве иллюстраций приводят именно перевод начала тринадцатой главы Послания к римлянам и как бы проделывают операцию обратной трансформации причастия превладущиимъ в форму инфинитива. Очевидно, что глагол превласти не был широко распространен в древнерусском (да и церковнославянском) языке. Но не менее очевидно, что вариант перевода интересующего нас выражения владыкамъ превладающимъ (превладущиимъ) также вполне адекватен оригинальному греческому тексту. Более того, он даже предпочтительнее, так как сохраняет отглагольный характер переводимой греческой формы.

Интересно отметить, что в так называемой Вульгате, латинском переводе Библии, сделанном в конце IV — начале V века Иеронимом, интересующее нас место переведено в виде potestatibus sublimioribus: ‘властям высшим’. Sublimioribus — это дательный падеж множественного числа сравнительной степени латинского прилагательного sublimis со значениями ‘высокий, возвышенный, вздымающийся’. Это прилагательное соотносится с глаголом sublimo — ‘высоко поднимать, вздымать, воздевать, возвышать, высоко возносить²¹. Иероним нашел вариант перевода, отражающий оттенки значения ‘высоко находящийся, высший’ и ‘возвышающийся, высоко вознесенный’, то есть ‘господствующий’.

Иной вариант перевода интересующего нас места встречается в так называемом Чудовском списке Нового завета, который хранился в кремлевском Чудовом монастыре. Здесь оно переведено так: власти предержащимъ. Чудовский список содержал перевод новозаветных книг митрополита Алексия (ок. 1293–1378), впоследствии регента при малолетнем Дмитрии Донском. Алексий сделал свой перевод во время пребывания в Константинополе около 1355 года с греческого списка, отличавшегося, как полагает Г. А. Воскресенский, от известных ранее на Руси. Г. А. Воскресенский считает, что древнейший, восходящий к Кириллу и Мефодию перевод характеризуется «точностью, верностью подлиннику и ясностью при большей или меньшей свободе переложения»²², отличительным же признаком перевода Алексия служит «буквальная близость его к греческому подлинному тексту»²³. Однако в данном случае буквальной близости перевода к греческому оригиналу мы не находим. Почему же Алексий, прекрасно знавший и греческий, и церковнославянский языки, перевел это место как власти предержащим?

В. А. Дыбо объясняет это следующим образом: «Дело здесь, вероятно, в слове власть, которое в церковнославянском языке не означало „власть как социальное установление“, а лишь „власть как действие, функцию“ (а также как территорию, сохранилось в русском волость). Если бы Алексий это место перевел как *Всякая душа властемъ высшим да повинуется, оно славянином воспринималось так, как мы бы восприняли фразу „пусть всякая душа высшим господствам (или владычествам) повинуется“. Вероятно, поэтому переводчики предпочли заменить здесь абстракцию „власть как социальное установление“ на понятное конкретное воплощение власти — „властвующих лиц“»²⁴. 

Такое объяснение представляется небесспорным. Словари древнерусского языка фиксируют у множественного числа власти значение и ‘органы власти’, то есть именно ‘социальные установления’, и ‘лица, облеченные властью’²⁵. Так что все же вряд ли выражение властемъ высшим древнерусский читатель середины XIV века (время перевода Алексия) понял бы как-либо превратно.

Более интересен другой вопрос: почему Алексий употребил форму предержащимъ вместо использовавшейся ранее формы превладающимъ (превладущиимъ). Причиной тому могла послужить редкость употребления в церковнославянском и древнерусском языках глагола превласти. Поэтому, возможно, Алексий использовал причастие от более распространенного глагола предержати, который, так же как и глагол превласти, имеет значение ‘властвовать, господствовать’, и к тому же является полной калькой греческого глагола.

А вот ответ на вопрос, почему Алексий употребил выражение власти предержащимъ вместо ожидаемого властемъ предержащим, остается без ответа. Возможно, он просто имел какой-то иной, не дошедший до нас список Апостола.

Вариант перевода властемъ предержащимъ вошел в изданную Иваном Федоровым в 1580–1581 годах первую полную печатную Библию (так называемую Острожскую Библию). В. А. Дыбо высказывает очень интересную и обоснованную гипотезу, что автором этого варианта был не сам Иван Федоров, а Максим Грек, который в 1520 году перевел с греческого языка Толковый апостол²⁶. Вариант властемъ предержащимъ сохранился во всех позднейших печатных изданиях книг Священного Писания на церковнославянском языке.

В XVIII веке выражение власти предержащие (и вариант власть предержащая) довольно часто встречается у различных авторов со ссылкой на источник цитаты и просто в качестве устойчивого сочетания. Нередко оно и у писателей XIX века, например у Тургенева, Мамина-Сибиряка, Н. Успенского, Чехова и многих других. Словари отмечают у выражения власти предержащие в произведениях XIX–XX веков иронический оттенок значения. Это действительно так, например: Так как, если говорить о документах, я вооружен одним только паспортом и ничем другим, то возможны неприятные столкновения с предержащими властями, но это беда проходящая (А. П. Чехов. Письмо А. С. Суворину, 15 апреля 1890 года); Болотовский рассадник просвещения не составлял предмета особенной заботы ни для крестьян, ни для местных предержащих властей (Н. Успенский. Новое место). То же можно сказать и о варианте власть предержащая, например: Времена были самые либеральные, и предержащая власть даже снисходительно заигрывала с протестовавшими элементами (Д. Н. Мамин-Сибиряк. Именинник).

Однако в речи персонажей это выражение могло быть лишено иронического оттенка, например: Сей акт (он ударил рукою по лежавшим на столе бумагам) составлен мною, и предержащие власти в свидетели приглашены (И. С. Тургенев. Степной король Лир). Но само отсутствие иронии в отношении говорящего к властям предержащим характеризует его определенным образом, в том числе и выражает его ироническую оценку автором.

Иронический оттенок при употреблении выражения власти предержащие (и власть предержащая) возникал вполне закономерно: оно разделило судьбу большого слоя церковнославянской лексики, стилистическая оценка которой в XVIII–XIX веках постепенно менялась. И если ранее (например, у М. В. Ломоносова и Г. Р. Державина) церковнославянизмы были принадлежностью высокого стиля, то к концу XIX века они уже рассматривались как свидетельство искусственной, официозно напыщенной речи и оценивались иронически отрицательно. Эту тенденцию, наиболее характерную для литературного языка либеральных и особенно революционных слоев интеллигенции, отмечал академик В. В. Виноградов. По его мнению, она состояла «в широком применении (часто ироническом и сатирическом) церковнославянизмов, носивших яркую книжно-архаическую или церковно-культовую окраску, и в смешении их с просторечными „вульгаризмами“»²⁷. 

Надо сказать, что классики позволяли себе некоторые вольности в обращении с интересующим нас выражением. Так, у К. Федина встречается вариант рука предержащая: Народ требует руки предержащей (К. Федин. Первые радости). Использовалась и стяженная форма фразеологизма, например: Я догадался, что, вероятно, и старуха и эта красавица боятся каких-нибудь утеснений со стороны «предержащих» и поспешил их успокоить (А. Куприн. Олеся). В этом примере любопытно отметить то, что автор берет в кавычки причастие предержащие, лишний раз подчеркивая его цитатный характер. Вообще, можно сказать, что в XVIII и XIX веках каждый грамотный, да и неграмотный православный знал, откуда взяты эти слова, потому что их можно было не только прочитать в Библии, но и услышать в церкви во время богослужения.

В XX веке, особенно во второй его половине, источник цитаты подзабыли. «Вольное» обращение с устойчивым сочетанием власти предержащие в прессе 1990-х годов стало делом обычным. Вот примеры таких вольностей только из одной, причем весьма солидной, газеты: Подсуетились власть предержащие очень вовремя (Известия, 23 марта 1992 года); Провокации и перестрелки могут возникнуть в любую минуту и без инициирования власть предержащих (Известия, 12 июня 1992 года).

Интересно, что вариант власть предержащие часто берется авторами в кавычки. Показателен следующий пример: В умные головы сразу полезли разные мысли, например о наследственной, по-видимому, дремучести и необразованности «власть предержащих на Руси» (Московский комсомолец. 12 июня 1992 года). По мнению Вадима Поэгли, автора материала «Великолепный Ельцин», откуда взято это высказывание, в русском языке существует устойчивое словосочетание «власть предержащие на Руси», которое, судя по употребленным автором кавычкам, представляет собой цитату из какого-то авторитетного источника. Вот уж, воистину, уместно употребить меткое русское словцо: «Слышал звон, да не знает, где он». То же можно сказать и об Арнольде Пушкаре, который в своей заметке «Он хотел нагнать на нас страх» пишет следующее: В целом же если Воронцов со своей навязчивой идеей физического уничтожения коммунистов, уничтожения «власть держащих» хотел стать героем дня, то он просчитался (Известия, 24 февраля 1992 года). Автор изобрел свой фразеологизм власть держащие, попытавшись при помощи кавычек придать ему авторитет общеизвестной цитаты.

Так нужно ли нам проявлять «творческий подход» к фразеологизму власти предержащие, анализировать «внутреннюю форму» глагола предержать и, в соответствии со своими лингвистическими выводами, употреблять это устойчивое выражение, относящееся к разряду крылатых слов, в таком виде, какой лично нам представляется соответствующим нормам русского языка? Убежден, что делать этого не надо. Прежде всего нам необходимо вспомнить источник этого крылатого слова и не забывать, что перед нами цитата. А цитаты искажать — это совсем не лучший способ «образованность показать». Не следует в данном случае проявлять «творческий подход» и по другим причинам. Во-первых, потому что ошибочным с точки зрения истории как русского, так и церковнославянского языка выражение власти предержащие считать, на мой взгляд, нельзя. А во-вторых, оно уже прочно вошло в русский литературный язык. Что же, мы будем доказывать Тургеневу, Чехову и другим классикам их неправоту (тем более что они правы)? Слишком легко и просто в последние годы мы соглашаемся рвать нити, связывающие нас с нашим культурным наследием, в том числе и запечатленным в языке. А это совсем не так безопасно для наших душ, как может показаться на первый взгляд.