А и Б сидели на трубе: семь детских книг о буквах и знаках

1. Ирина Токмакова. Аля, Кляксич и буква А

 

Переиздание советской классики — повести об оживших буквах от Ирины Токмаковой, известной прежде всего своими детскими стихами. Взволнованная будущим первым в своей жизни первым сентября девочка Аля пишет записку маме. Но буквы Алю не слушаются — падают и меняются местами, а в довершение всего появляется ужасный злодей — Кляксич. Букву А он выгоняет, букву Л запирает под замок, а букву Я прячет. Поэтому, даже если А-л-я и справится со своим посланием без этих букв, подписать его она точно никак не сможет. Придется отправиться в букварь, чтобы навести там порядок.

Буквы делятся на тех, что помогают Але, и тех, что приняли сторону Кляксича. Начинается битва, в которой необходимо победить ошибки и помарки, дописать письмо и стать образцовой школьницей.

Токмакова придумывает каждой букве забавные образы и рифмованные куплеты. Буква Г, например, поет «глупые» песенки, чем-то напоминающие английские абсурдистские стихи, — «Громче горна грохнул гром / Громче грома гаркнул гном». Особенно нравится детям Д — Добрая Дуня, которая поет про удода — «Дикий удод наклевался ягод / Умный удод — он наелся на год». Взрослым же понравится серый кирпичный дом с надписью НОП — научно-опытный пункт, в котором буквы Н, О и П в белых халатах ставят опыты, переплавляя слова. В лабораторию Алю проводит «аккуратненькая вахтерша — точка с запятой», буквы там булькают в пробирках и выпадают в осадок. Получается — «Жил на свете умный слон / У него был телепон».

В конце глав есть небольшие задания, вовлекающие читателя в сюжет, — нужно написать строчку из букв О, перекинуть эту строчку через речку-чернилку, поставить подпорки из черточек, чтобы герои могли по ней перебраться.

Кому понравится история Али, тому можно предложить почитать «Потерянную букву» Михаила Раскатова. Там дети попадают в утопический Буквоград, в центре которого расположена площадь Точности и Ясности, где на скамье Несознательных распекают двоечников. Все, что не ровно, а криво, — подвергается осуждению, а в тупике окраинной улицы Разгильдяев живут парии — неряхи и кляксы. В общем, разговор примерно о том же, что и у Токмаковой, — о необходимости победить собственный плохой почерк и невежество, но дидактика здесь буквально в каждой запятой.

Иллюстрации Виктора Чижикова. Лабиринт, 2021.

2. Анна Тараска. Точка с ошибкой

 

Современную вариацию на ту же тему написала польская писательница Анна Тараска, решив оживить содержимое одной тетради. У Тараски нет противопоставления правильного и неправильного, красивого и плохого почерка. Главными героями она делает не буквы и не детей, а маргинальных обитателей прописей — маленькую Точечку и беспокойную «кудлатую» Ошибку. На правила вроде «жи-ши» здесь при желании можно и «скалить зубы». Ошибка не является отрицательной героиней, тем более что она стала для Точки «почти такой же нужной, как мама и папа», а ее исчезновение становится драмой, вокруг которой и строится сюжет.

Точка выбирается из своей привычной тетрадки в линейку и исследует соседние книжки и блокноты, нарисованные иллюстратором Дарьей Соляк как здания веселого хаотичного города. В этом городе живут не только буквы из разных алфавитов и всевозможные знаки препинания, но еще и, например, даты и музыкальные знаки. Кавычки присматривают за Цитатами, Икс из учебника математики одет в старомодный свитер, а «опечатки чешут пятки».

Попутно можно узнать о разных тонкостях жонглирования словами: как правильно говорить — «искать ошибку» или «искать ошибки», где ставить точку — перед кавычками или до.

Борьба с кляксами во всех смыслах остается в прошлом. Здесь их запросто едят на десерт после чернильного супа. Но самое интересное, что Ошибка в итоге оказывается не ошибкой, а запасной рифмой из черновика стихотворения одной поэтессы. В этом черновике вообще творятся удивительные вещи — поэтесса «так соединяет слова, что они становятся не тем, чем обычно», говорят, там бывают даже предложения без запятых и точек! Поэзия оказывается вершиной того, что можно сделать из букв и прочей перечисленной утвари.

Иллюстрации Дарьи Соляк, перевод с польского Софьи Кобринской. Самокат, 2020.

3. Элен Малле. Мона Оляля

 

«Мона Оляля» — в первую очередь книжка-картинка, вышедшая в издательстве комиксов. Здесь по страницам вместе с людьми гуляют задумчивые животные со средневековых фресок, буквы скачут мячиками, а цветы с маминого платья становятся живыми и обвиваются вокруг дочки.

Читатель погружается в захватывающий и таинственный мир обычной жизни одной очень одинокой девочки. Родители у нее есть, но в то же время — как будто бы и нет: лица мамы и папы все время куда-то прячутся — то под маски, то за страницы газет. Прибежищем Моны Оляли становятся буквы, которыми она набивает карманы, и рвущиеся наружу слова. Так что книжка посвящена не столько алфавиту, сколько потерянному контакту с родителями.

Однако именно слова, и даже отдельные буквы, помогают семье вернуть взаимопонимание. Однажды во время обеда к пальцу Моны прилипает макаронина из супа. Девочка неловко стряхивает ее, а та летит прямиком в папу. Но макароны имеют форму буковок, и в папу летит не что-нибудь, а буква Я! Родитель не хочет замечать этот невольно сорвавшийся крик о помощи — он сердится и пылесосом убирает все разбросанные по дому буквы. Моне больше не о чем и нечем говорить — она идет спать, не сказав ни слова. Дом погружается в сумрак, где, кажется, больше никогда не будет общения.

Поздно вечером, закашлявшись в ванной перед зеркалом, папа внезапно начинает плеваться словами, которые застряли у него в горле. Зеркало трескается, вместе с ним исчезают маски.

Утром папа находит ускользнувшую от пылесоса букву «П» — это птица! А вот это «смотри, Мона, тигр»! Простые, но давно забытые, слова возвращаются, «нежно мурча и мурлыча», а чудовища обращаются в мирно храпящих райских овечек. На последних разворотах уже нет картинок — только слова, — счастливая болтовня родителей и Моны. «А что это за одинокий малыш? Он слишком легкий, его уносит. — Пап, это просто облако».

Иллюстрации Варвары Помидор, перевод с французского Михаила Хачатурова. Бумкнига, 2020.

4. Марина Аромштам. Другая дорога

 

В начале этой истории-притчи никаких букв нет и в помине. В мире, созданном Мариной Аромштам, фантазии на тему варварской жизни до прихода цивилизации, — письменности не существует. Перед нами альтернативная история появления алфавита, попытка представить, как могли бы возникнуть все эти закорючки-символы, которыми люди записывают речь.

Поэт Аяэль живет в эпоху, когда не было не только компьютеров, но и холодильников, и даже окон со стеклами. Ко всему прочему не было еще и книг! Зато было много морских коров. А еще были скукотцы — отвратительные человекообразные существа, которых интересовала только еда и у которых по подбородку вечно стекала каша. Хуже них были только всееды — бессердечные пожиратели себе подобных. Поэты не унывали и пели свои песни, но когда они умирали, то и песни умирали вместе с ними.

И вот однажды Аяэль решил сделать что-то с этим печальным законом. Насмешник издевался над мечтой Аяэля, но Аяэль не переставал надеяться и размышлять. Повелительница звуков сообщила поэту, что он должен сделать слышимое — зримым. Аяэль отправился в путь в поисках разгадки. Жужжащий жук стал для него видимым «Ж», кусочек шерсти — видимым «Ш», волчий череп — видимым «Ч».

Песни Аяэля были сохранены, Насмешник — посрамлен, а скукотцы получили шанс познать что-то кроме чавканья и хрюканья.

Из этого несколько бесплотного сюжета мы узнаем, что буквы как графические знаки появились далеко не сразу. Когда Аяэль додумался связать предметы и звуки — это был только первый этап. Сначала поэт просто пользовался своими находками — всегда носил их с собой в котомке и в любой момент мог выложить нужное слово. Лишь позднее его ученик додумался, что все эти предметы можно изобразить и размножить с помощью черточек и закорючек.

Иллюстрации Веры Коротаевой. Время, 2016.

5. Аньес де Лестрад. Фабрика слов

 

В этой книге взгляд направлен не в прошлое, а скорее в будущее. «Фабрика слов» — антиутопия о городе, в котором слова никому не даются даром: чтобы произнести хоть что-нибудь, это сначала нужно купить, а потом — проглотить как пилюлю. Слова безостановочно производятся на специальной фабрике — с ее конвейера днем и ночью сползают ленты, исписанные буквами, а роботы в железных шлемах разрезают эти ленты на нужные сегменты.

В городе царит неравенство — если ты богат, то все слова мира служат тебе, а если беден, то можешь позволить себе только обрезки и выброшенные другими буквы.

Бывают и распродажи, но скидки только на устаревшие длинные слова вроде «чревовещателя» или «филодендрона» — такие никому не нужны. А что делать, если хочешь сказать кому-то «я тебя люблю», но таких слов у тебя нет? Оказывается, иногда чувства сильнее слов. Настолько сильнее, что их можно выразить с помощью вообще любой формулировки, на которую у тебя хватило денег. Сгодится даже такое слово, как, например, «пыль» или «стул».

О чем эта история? О том, что возможность пользоваться речью — огромная ценность, которую нельзя растрачивать даром? Или, напротив, о том, что слова не имеют никакого значения, а важна лишь любовь? О победе над фальшью и бессмыслицей? А можно не искать глубоких смыслов и читать «Фабрику слов» просто как красивую фантазию о разлетевшихся по алым страницам маленьких фабричных буковках и о детях, ловящих слова в свои сачки, точно бабочек. 

Иллюстрации Валерии Докампо, перевод с французского Михаила Яснова. Поляндрия, 2019.

6. Борис Заходер. Буква Я

 

Стихотворение Бориса Заходера не упомянуть просто невозможно, каким бы этически устаревшим оно ни казалось. Тем более что этот текст популярен и в наши дни.

Заходер рассказывает историю буквы Я, которая взбунтовалась против алфавита-социума, заявив, что всегда и везде хочет быть первой. Аргументы Я — ее особые таланты: ни одна другая буква не является местоимением. Она слишком хороша для того, чтобы стоять в ряду. Особенно обидчивые буквы восприняли это на свой счет — стали сердиться, краснеть и фырчать; интеллигент — мягкий знак что-то безвольно промямлил; а гласные, видимо олицетворяющие женскую мудрость и мягкие навыки, предложили во всем разобраться, прежде чем драться.

Букве Я было велено написать что-нибудь самостоятельно, без участия других букв. Вышло, понятное дело, только «ЯЯЯЯ». Тут «О от смеху покатилось / А за голову схватилось», ну а Я быстренько все поняла и смиренно встала в конец алфавита.

Социально-политическая подоплека, которая и так очевидна, дополнительно подчеркивается иллюстрациями карикатуриста Юрия Узбякова, которые изображают Я как буржуазного бездельника в артистическом берете, а остальные буквы — в виде работящих пролетариев.

Можно было бы продолжить ерничать, если бы не то обстоятельство, что в этой истории Борис Заходер в некотором роде описал собственную профессиональную судьбу. Как, впрочем, и судьбу тех литераторов, которые прятались от цензуры в детскую литературу и художественный перевод. Как рассказывает в воспоминаниях Галина Заходер, ее муж никак не мог добиться публикации своих произведений и боялся обвинения в тунеядстве. Образцовая советская сказка про укрощение индивидуальности была создана как раз для того, чтобы прорваться в толстые журналы, однако с момента ее написания до публикации в 1955 году прошло целых 7 лет, в течение которых Заходер регулярно получал отказы от редакторов.

При чтении этого во всех отношениях выдающегося текста его стоит комментировать. Марина Аромштам, например, изучая сказку со школьниками, взяла за правило добавлять рассказ о старославянской азбуке: в этом языке местоимению «Я» соответствовало слово «Аз», и оно как название буквы А стояло в алфавите на первом месте. А мы предлагаем читать вместе со стихотворением Заходера книжку про Мону Олялю, в которой буква Я совершила чудо. 

Иллюстрации Юрия Узбякова. Речь, 2015.

7. Ксения Горбунова. Точка растет

 

Книжка-картинка в жанре «философия для самых маленьких» — единственный пример в нашем списке, где нет никаких других героев, кроме одного знака препинания. «Дочка строчки — точка» от страницы к странице стремительно увеличивается в размерах, проходя стихотворный путь от небольшой лужицы к океану, в котором появляется не менее стремительно растущий остров. На острове тут же образуются «дороги, витрины, башни, мосты / дома и машины, я и ты».

Мы будто на репите смотрим научно-популярный фильм о появлении цивилизации.

Пространство продолжает расширяться, пока точка не превращается в целый земной шар. А шар этот — всего лишь крошечная точка среди звезд, он плывет и «в неведомое стремится / и превращается в точку на этой странице», таким образом завершая повествование.

Точка не только вмещает в себя вселенную, она еще и метафора ребенка, который непрерывно меняется и развивается. Это перед ним открываются все новые горизонты, это он стремится сквозь время вперед и вперед. Так что посвящена история как будто вовсе и не письменности, но именно этому произведению удается очень точно выразить мысль, вокруг которой ходят все перечисленные книги.

И разговаривающие буквы, и история о рождении алфавита, и притчи о важности коммуникации так или иначе стремятся донести одно: текст — это всегда больше чем просто текст; владеющий письменностью владеет миром. И максимально лаконично и доходчиво это получилось именно у Ксении Горбуновой в ее остроумном стихотворении.

Иллюстрации Саши Ивойловой. Глагол, 2020.