Воспользуйтесь учебником Е. И. Литневской (пример разбора формы плотничал). В подъехал два суффикса: -а- и -л-.

Лучше: холостяцкой (тире свободной) жизни.

Форма сказуемого корректна.

См. третий из наших «горячих вопросов».

Оба варианта корректны, правилами это не оговорено.

Поскольку стенограмма — этор дословная запись устной речи, то формулировка «постановление за №...» ̏вполне корректна. 

Допустимо: гильза от патрона, магазин автомата, магазин к автомату. Словосочетания образованы в соответствии с лексическими и грамматическими нормами русского языка.

Верно: На левой стороне дороги находится множество легковых автомобилей и один белый фургон.

В пункте 3 параграфа 2245 академической «Русской грамматики» говорится, что при подлежащих большинство и множество в тех случаях, когда сказуемое предшествует подлежащему, употребляется форма единственного числа сказуемого. Использование такой формы при близких по смыслу однородных подлежащих, связанных союзом и, вполне возможно, сравним примеры из параграфа 190 справочника под ред. Д. Э. Розенталя: На стене висела винтовка и высокая казацкая шапка (Пушкин); В нем [Пушкине], как будто в лексиконе, заключалось всё богатство, сила и гибкость нашего языка (Гоголь); Главной заботой была кухня и обед (Гончаров); И с берега, сквозь шум машины, неслось рокотание и гул (Короленко).

Действительно, за последние годы литературная норма несколько смягчилась. Хотя и во времена СССР у многих слов были равноправные варианты постановки ударения, общая тенденция замечена Вами верно. В последние десятилетия произошла своего рода «демократизация» нормы: многое из того, что раньше запрещалось словарями, теперь стало допустимым, а иногда и предпочтительным. Причин тому несколько.
Во-первых, орфоэпические словари прежде были ориентированы не только на широкий круг носителей языка, но и (и даже в первую очередь) на дикторов радио и телевидения, в речи которых не должно было быть никакого разнобоя. Поэтому варианты в большинстве случаев не указывались; двоякое ударение в словах приводилось только тогда, когда при всем желании невозможно было отдать предпочтение одному из вариантов. Сейчас же многие словари стремятся отразить динамику литературной нормы, поэтому иногда в них приводятся как допустимые и такие варианты, которые еще не являются эстетически приемлемыми для всех носителей языка (например, дОговор, нет носок), но, несомненно, станут таковыми в будущем.
Во-вторых, изменилось отношение лексикографов к вариантности нормы. Вот, например, цитата из предисловия к орфоэпическому словарю русского языка 1959 года издания: «Наличие колебаний (вариантов) часто нарушает правильность речи и тем самым понижает доходчивость ее. Это особенно нетерпимо для различных форм устной публичной речи». Сейчас такая нетерпимость прошла; по мнению многих лингвистов, лексикографическая деятельность не должна сводиться «ни к искусственному консервированию пережитков языка, ни к бескомпромиссному запрещению языковых новообразований» (К. С. Горбачевич).
Наконец, перемены в языке наступили вслед за переменами в общественно-политической жизни. Сейчас пришло понимание того, что следование норме включает в себя и умение выбирать соответственно ситуации речевого общения. Другими словами, наряду с однозначными правилами норма предполагает и возможность выбора. Это различие очень удачно сформулировал Б. С. Шварцкопф (в статье о кавычках) как различие между правилом и правом. Право на выбор (в том числе и выбор варианта языковой единицы) и признание права другого носителя языка на иной выбор – это важнейшая составляющая речевого общения.

Правильно: пазл, пазла, пазлу и т. д. Склеивая частицы пазла.