Здравствуйте! Давно мучает вот какой вопрос. В разговорной речи у нас принято в утвердительном и отрицательном предложении зависимое слово почему-то употреблять в разных падежах. Скорее всего, я выбираю неверные термины, но попробую объяснить на примере. "Моё опоздание вызовет гнев руководителя. - Моё опоздание не вызовет гневА руководителя". То есть, слово, употребляемое в повествовательном предложении в винительном падеже, в случае добавления частицы "не" автоматически переводят в родительный. Таких примеров масса: "Я делал это. - Я не делал этоГО." и т.п. На мой взгляд, это просторечная ошибка. А возникла она, как мне кажется, из-за одинаковых форм этого падежа для одушевленных предметов (Кого?). А там уж, просторечие поглотило и неодушевленные предметы. Хотя, возможно, это специально делается, чтобы устранить возможность двоякого толкования предложения, когда зависимое слово пишется в той же форме, что и основное. То есть, здесь уже проблема одинаковости обозначения неодушевленных предметов в именительном и винительном падежах, которая усложняет понимание того, какое из слов является главным, а какое - зависимым. Я имею в виду вот что. При сложившейся практике скажут: "Ураган не вызвал шторма", а если писать так, как я считаю правильным, то выйдет: "Ураган не вызвал шторм". И здесь так сразу не разберёшь, кто из них кого не вызвал. В общем, у меня получился даже и не вопрос, а размышления над вопросом. В любом случае прошу прояснить описанную мной ситуацию. Спасибо.

Кальсонер и Коротков Автор текста – Михаил Булгаков, повесть «Дьяволиада» (1923). В центре событий - два героя: инфернальный заведующий Кальсонер и гоняющийся за ним делопроизводитель Варфоломей Коротков. Опечатки исключены, проверено по нескольким изданиям. В данном случае это: «Русская мистическая проза» (антология в трёх томах), том третий (М.: «Литература», «Мир книги», 2004). Вот два фрагмента из главы V («Дьявольский фокус», стр. 412), суть вопроса – в выделенных словах: Невыносимый треск машин стоял в воздухе, и виднелась масса голов, - женских и мужских, но Кальсонеровой среди них не было… Далее, через пять абзацев: «Голос тоже привязной», - стукнуло в коротковском черепе. Итак, голова Кальсонерова, но коротковский череп ! Берём справочник по русскому языку (в данном случае - Т.Шклярова, М., «Грамотей», 2004). Раздел «Имя прилагательное», притяжательные имена прилагательные (являются разновидностью относительных и выражают принадлежность чего-либо лицу или животному). Образуются: а) от одушевлённых имён существительных при помощи суффиксов –ОВ-, -ЕВ-, -ИН-, -ЫН-, -ИЙ-. Например: Петр – петров, дядя – дядин, заяц - заячий; б) от фамилий и названий населённых пунктов при помощи суффикса -СК- (-ОВСК-, -ИНСК-, -ЕНСК-). Например: Чехов – чеховский, Саратов – саратовский, Петр – Петровский, Чита - читинский. Правописание притяжательных имён прилагательных: притяжательные прилагательные на -ОВ- (-ЕВ-), -ИН-, образованные от собственных имён, пишутся с заглавной буквы. Например: Сашина игрушка, Егоров портфель. Итак, как видим, Михаил Афанасьевич абсолютно правильно всё употребил. В справочнике тоже – никаких видимых противоречий. Я только никак не могу уловить нюанс, который опущен в справочнике (в идентичных, блин, примерах: Егоров - чеховский!) Почему, всё-таки, Кальсонер – Кальсонеров, но Коротков – коротковский? Дело в суффиксе, что ли?..