Я бы на основе лермонтовского предложила тему "Горы". Грузия -- маловато для темы. Да и Лермонтов, по-моему, все же восхищается горами как таковыми, не обязательно грузинскими.:)

А вот горы вообще... да, тут поэзия...:))

...Мы были в Грузии. Помножим
Нужду на нежность, ад на рай,
Теплицу льдам возьмем подножьем,
И мы получим этот край.

И мы поймем, в сколь тонких дозах
С землей и небом входят в смесь
Успех и труд, и долг, и воздух,
Чтоб вышел человек, как здесь.

Чтобы, сложившись средь бескормиц,
И поражений, и неволь,
Он стал образчиком, оформясь
Во что-то прочное, как соль.

Б. Пастернак

Знать, моё предложение не принято. Ну и ладно...

(Как говаривают голливудские гангстеры: "Я тебе сделаю предложение, от которого ты не должен отказываться..." А Вы вона как! Вольтерьянка, похоже...)

Всё тот же Александр Аркадьич - "Песня о Тбилиси". Считайте двойным уловом, бо эпиграф там - пушкинский: "На холмах Грузии лежит ночная мгла".

Ну и бонусом: нанибрегвадзевская "Песня о Тбилиси".

Марго, давайте сойдемся на Кавказе, если Грузии маловато... Идёт?

Александр ГАЛИЧ

Песня о Тбилиси

На холмах Грузии лежит ночная мгла... А. Пушкин

Я не сумел понять Тебя в тот раз,
Когда в туманы зимние оправлен,
Ты убегал от посторонних глаз,
Но все же был прекрасен без прикрас,
И это я был злобою отравлен.

И Ты меня провел на том пиру,
Где до рассвета продолжалось бденье,
А захмелел - и головой в Куру,
И где уж тут заметить поутру
В глазах хозяйки скучное презренье!

Вокруг меня сомкнулся, как кольцо,
Твой вечный шум в отливах и прибоях.
Потягивая кислое винцо,
Я узнавал усатое лицо
В любом пятне на выцветших обоях.

И вновь зурна вступила в разговор,
И вновь с бокалом истово и пылко
Болтает вздор подонок и позер...
А мне почти был сладок Твой позор,
И в самолете, по пути домой,

Я наблюдал злорадно, как грузины,
В Москву еще объятую зимой,
Везут мешки с оранжевой хурмой,
И с первою мимозою корзины.
И я не понял, я понять не мог,

Какую Ты торжествовал победу,
Какой Ты дал мне гордости урок,
Когда кружил меня, сбивая с ног,
По ложному, придуманному следу!

И это все - и Сталин, и хурма,
И дым застолья, и рассветный кочет,-
Все для того, чтоб не сойти с ума,
А суть Твоя является сама,
Но лишь когда сама того захочет!

Тогда тускнеют лживые следы,
И начинают раны врачеваться,
И озаряет склоны Мтацменды
Надменный голос счастья и беды,
Нетленный голос Нины Чавчавадзе!

Прекрасная и гордая страна!
Ты отвечаешь шуткой на злословье,
Но криком вдруг срывается зурна,
И в каждой капле кислого вина
Есть неизменно сладкий привкус крови!

Когда дымки плывут из-за реки,
И день дурной синоптики пророчат,
Я вижу, как горят черновики!
Я слышу, как гремят грузовики!
И сапоги охранников грохочут -
И топчут каблуками тишину,
И женщины не спят, и плачут дети,
Грохочут сапоги на всю страну!
А Ты приемлешь горе, как вину,
Как будто только ты за все в ответе!

Не остывает в кулаке зола,
Все в мерзлый камень памятью одето,
Все, как удар ножом из-за угла...
"На холмах Грузии лежит ночная мгла..."
И как еще далеко до рассвета!

P.S. Gapon, спасибо, вдвойне уловили.

> "Я тебе сделаю предложение, от которого ты не должен отказываться..."

Неверно не просто по форме, а по сути.
"Сделаем ему предложение, от которого невозможно отказаться".
Потому и смешно.

НА МЦХЕТУ ПАДАЕТ ЗВЕЗДА...

На Мцхету падает звезда.
Крошатся огненные волосы,
Крича нечеловечьим голосом
На Мцхету падает звезда.

Кто разрешил её казнить?
И это право дал кретину
Совать звезду под гильотину?
Кто разрешил ее казнить?

И смерть на август назначал,
И округлял печатью подпись?
Казнить звезду -- какая подлость!
Кто смерть на август назначал?

Война тебе, чума тебе,
Убийца, выведший на площадь
Звезду, чтоб зарубить, как лошадь!
Война тебе, чума тебе!

На Мцхету падает звезда.
Уже не больно ей разбиться,
Но плачет Тициан Табидзе.
На Мцхету падает звезда.

Юнна Мориц

СНЫ О ГРУЗИИ

Сны о Грузии - вот радость!
И под утро так чиста
виноградовая сладость,
осенявшая уста.
Ни о чем я не жалею,
ничего я не хочу -
в золотом Свети-Цховели
ставлю бедную свечу.
Малым камушкам во Мцхета
воздаю хвалу и честь.
Господи, пусть будет это
вечно так, как ныне есть.
Пусть всегда мне будут в новость
и колдуют надо мной
милой родины суровость,
нежность родины чужой.

Ахмадулина

Я видел, чем Тифлис
Удержан по откосам,
Я видел даль и близь
Кругом под абрикосом.

Он был во весь отвес,
Как книга с фронтисписом,
На языке чудес
Кистями слив исписан.

По склонам цвел анис,
И, высясь пирамидой,
Смотрели сверху вниз
Сады горы Давида.

Я видел блеск светца
Меж кадок с олеандром,
И видел ночь: чтеца
За старым фолиантом.

Пастернак

Вечерело. Повсюду ретиво
Рос орешник. Мы вышли на скат.
Нам открылась картина на диво.
Отдышась, мы взглянули назад.

По краям пропастей куролеся,
Там, как прежде, при нас, напролом
Совершало подъем мелколесье,
Попирая гнилой бурелом.

Там, как прежде, в фарфоровых гнездах
Колченого хромал телеграф,
И дышал и карабкался воздух,
Грабов головы кверху задрав.

Под прорешливой сенью орехов
Там, как прежде, в петлистой красе
По заре вечеревшей проехав,
Колесило и рдело шоссе.

Каждый спуск и подъем что-то чуял,
Каждый столб вспоминал про разбой,
И, все тулево вытянув, буйвол
Голым дьяволом плыл под арбой.

А вдали, где, как змеи на яйцах,
Тучи в кольца свивались, — грозней,
Чем былые набеги ногайцев,
Стлались цепи китайских теней.

То был ряд усыпальниц, в завесе
Заметенных снегами путей
За кулисы того поднебесья,
Где томился и мерк Прометей.

Как усопших представшие души,
Были все лединки налицо.
Солнце тут же японскою тушью
Переписывало мертвецов.

И тогда, вчетвером на отвесе,
Как один, заглянули мы вниз.
Мельтеша, точно чернь на эфесе,
В глубине шевелился Тифлис.

Он так полно осмеивал сферу
Глазомера и все естество,
Что возник и остался химерой,
Точно град не от мира сего.

Точно там, откупаяся данью,
Длился век, когда жизнь замерла
И горячие серные бани
Из-за гор воевал Тамерлан.

Будто вечер, как встарь, его вывел
На равнину под персов обстрел.
Он малиною кровель червивел
И, как древнее войско, пестрел.

1931

Тоже Пастернак

А вот это с детства люблю:

Памяти Демона
Приходил по ночам
В синеве ледника от Тамары.
Парой крыл намечал,
Где гудеть, где кончаться кошмару.

Не рыдал, не сплетал
Оголенных, исхлестанных, в шрамах.
Уцелела плита
За оградой грузинского храма.

Как горбунья дурна,
Под решеткою тень не кривлялась.
У лампады зурна,
Чуть дыша, о княжне не справлялась.

Но сверканье рвалось
В волосах, и, как фосфор, трещали.
И не слышал колосе,
Как седеет Кавказ за печалью.

От окна на аршин,
Пробирая шерстинки бурнуса,
Клялся льдами вершин:
Спи, подруга, — лавиной вернуся.

Пастернак же.

Тигра, спасибо Вам большое! Я после Вашего предыдущего поста вышла на страницу со стихами Пастернака. У него почти весь 1931 год - кавказский, грузинский... Хоть все выставляй на эту ветку!

Если честно, я многих образов, сравнений в предыдущем стихе не понимаю, пытаюсь найти им объяснения, выискивая в сети строчку за строчкой... Это мне очень не просто дается...

Уййй... какая там гадская опечатка! Сколько раз говорила себе: вычитывай копипасты!

Надо:
И не слышал колосс

> пытаюсь найти им объяснения, выискивая в сети строчку за строчкой...

Не понимаю. Поясните, пожалуйста, в чём суть этого метода.

1. МтацмИнды.

2. Пропущена строка: после "А мне почти был сладок Твой позор," следует ".. твоя невиноватая ухмылка."

sorry, все из сети, мотаю себе на ус сказанное Тигрой: "вычитывай копипасты"...

Помоечница.

<<Помоечница.<<

Да, я - сетевая помоечница,
В школе - отпетая двоечница,
В мОзге совсем нет извилин...
Хотя тут один мудрый филин
С помойки моей поклевал,
У-укнул, срыгнул и... отпал.

уходит от позору в бункер... лестницы мыть...

Луна над шумною Курою
И над огнями за Курой,
Тифлис под лунною чадрою,
Но дышит каменной жарой.
Тифлис не спит, счастливый, праздный,
Смех, говор, музыка в садах,
А там — мерцает блеск алмазный
На еле видимых хребтах.
Уйдя в туман, на север дальний
Громадами снегов и льдин,
Они все строже, все печальней
Глядят на лунный дым долин.

Иван Бунин
1904

Пока чужой хлеб отбираете, могу сюда "скопипастить" (тьфу!):

1. "Мцыри" 2. "Демона". Пондравитца Вашему филину?

"За отдохновение головы расплачиваются остальные части тела" (нармуд, сам придумал. А может, и Денис Давыдов...)

<<Пондравитца Вашему филину?<<

Моему - понравится. Он ведь - от дурного сглазу, филин то. А это мне в данной ветке оченно бы пригодилось.

<<<Казахи, туркмены и некоторые другие народы считали перья филина средством от «дурного глаза». В Германии голос филина принимали за крики «дикой охоты» – полчищ духов, которые охотятся под предводительством дикого охотника, бога бури Водана, и за лай его собак.<<<

Так что, Gapon, пожалуйста, пока я тут головой поотдыхаю, не могли бы Вы всей своей пастью скопить обещанное? (только с вычиточкой, плз). Спасибо.

У вас уже и наш ВоТан уродцем стал. Вот стоит лишь разок в сеть угодить...

Хрена Вам, а не бессмертных строчек гения! "Не хочу, чтобы люлька досталась ляхам!" (тоже, видимо, ранняя опечатка, следовало автору псать "лОхам"...)

<<...и за лай его собак...<<
<<...своей пастью скопить обещанное...<<
<<...следовало автору псать...<<

Чем дальше, тем собачней становится. Еще чуть-чуть и придется вспомнить, что "Когда долго бегаешь за собакой, становишься пограничником".

maggi,
Я уверен, поэзия – это невысказанное слово, слово вторично, важнее ассоциативное переживание.
Спасибо всем за сотворчество переживания красоты.

Грузинская песня
М. Квливидзе

Виноградную косточку в теплую землю зарою,
и лозу поцелую, и спелые гроздья сорву,
и друзей созову, на любовь свое сердце настрою.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?

Собирайтесь-ка, гости мои, на мое угощенье,
говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву.
Царь небесный пошлет мне прощение за прегрешенья.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?

В темно-красном своем будет петь для меня моя Дали,
в черно-белом своем преклоню перед нею главу,
и заслушаюсь я, и умру от любви и печали.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?

И когда заклубится закат, по углам залетая,
пусть опять и опять предо мной проплывут наяву
белый буйвол, и синий орел, и форель золотая.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?

Булат Окуджава
1967

Иосиф Гришашвили в переводе Бориса Пастернака.

Судьба гения на тифлисском базаре

В то воскресенье, средь давки базара,
Куплены мной – не пришлось торговаться -
Распродававшиеся на тару
Шота, Акакий и Чавчавадзе.
"Собственность Теклы" – виднелся экслибрис
В книге Вахтанговой первопечатни.
"Терек бурлящий из памяти выбрось", -
В новой гласило ничуть не понятней.
В третьей стонали святые интриги
Наших грузинских Ромео с Джульеттой
Или табак был заложен и в книге
Девы замужней бродили букеты.
Я и подумал: какая обида!
Сведать бы, кто продавец дальнозоркий,
Что отдавать не стыдится Давида
Ректора рукописи на обертки.
Или такая ему незадача,
Съехал до ручки и наг до коленок,
Что на торгах, фолианты маклача,
Редкости распродает за бесценок?
О Ингороква и Джавахишвили,
Вот где и мы по заслугам получим,
Щеки с конфуза румянцем заплыли:
Грузии голос на рынке толкучем!
О, неужели затем нас призвали,
Чтобы и нас ожидало такое?
Так же ли тлеть на базарном развале
Писанному и моею рукою?
Волком весь день пробродил я, сраженный,
Злой, как Шамиль, и с тоски безъязыкий.
Сердце ж глухою цвело белладонной,
Выросшею на баштанах Бесики.

1927 г.

Цит. по: Борис Пастернак. Стихи о Грузии. Грузинские поэты. Тбилиси, 1958, с. 150-151.

ДОЖДЬ В ТБИЛИСИ

Мне твой город нерусский
Все еще незнаком,-
Клен под мелким дождем,
Переулок твой узкий,

Под холодным дождем
Слишком яркие фары,
Бесприютные пары
В переулке твоем.

По крутым тротуарам
Бесконечный подъем.
Затерялся твой дом
В этом городе старом.

Бесконечный подъем,
Бесконечные спуски,
Разговор не по-русски
У меня за плечом.

Сеет дождь из тумана,
Капли падают с крыш.
Ты, наверное, спишь,
В белом спишь, Кетевана?

В переулке твоем
В этот час непогожий
Я - случайный прохожий
Под холодным дождем,

В этот час непогожий,
В час, покорный судьбе,
На тоску по тебе
Чем-то страшно похожий.

Арсений Тарковский

Классно! Отдалённо напоминает Бальмонта: "С высокой башни на мир гляжу я ..."

allo, я думаю, я понимаю ваши ассоциации... отдаленные, но явно уловимые... ;)

Сергей Есенин

На Кавказе

Издревле русский наш Парнас
Тянуло к незнакомым станам,
И больше всех лишь ты, Кавказ,
Звенел загадочным туманом.

Здесь Пушкин в чувственном огне
Слагал душой своей опальной:
"Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной".

И Лермонтов, тоску леча,
Нам рассказал про Азамата,
Как он за лошадь Казбича
Давал сестру заместо злата.

За грусть и желчь в своем лице
Кипенья желтых рек достоин,
Он, как поэт и офицер,
Был пулей друга успокоен.

И Грибоедов здесь зарыт,
Как наша дань персидской хмари,
В подножии большой горы
Он спит под плач зурны и тари.

А ныне я в твою безгладь
Пришел, не ведая причины:
Родной ли прах здесь обрыдать
Иль подсмотреть свой час кончины!

Мне все равно! Я полон дум
О них, ушедших и великих.
Их исцелял гортанный шум
Твоих долин и речек диких.

Они бежали от врагов
И от друзей сюда бежали,
Чтоб только слышать звон шагов
Да видеть с гор глухие дали.

И я от тех же зол и бед
Бежал, навек простясь с богемой,
Зане созрел во мне поэт
С большой эпическою темой.

Мне мил стихов российский жар.
Есть Маяковский, есть и кроме,
Но он, их главный штабс-маляр,
Поет о пробках в Моссельпроме.

И Клюев, ладожский дьячок,
Его стихи как телогрейка,
Но я их вслух вчера прочел -
И в клетке сдохла канарейка.

Других уж нечего считать,
Они под хладным солнцем зреют.
Бумаги даже замарать
И то, как надо, не умеют.

Прости, Кавказ, что я о них
Тебе промолвил ненароком,
Ты научи мой русский стих
Кизиловым струиться соком.

Чтоб, воротясь опять в Москву,
Я мог прекраснейшей поэмой
Забыть ненужную тоску
И не дружить вовек с богемой.

И чтоб одно в моей стране
Я мог твердить в свой час прощальный:
"Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной".

Господи, как захотелось в Тбилиси! Но не в сегодняшний, а в тот по-майски зеленый город середины 80-х, где однажды посчастливилось провести день. Эххх...

Ну, здравствуйте, Шагане! А биографы поэта врут, что дело было в Баку.

Хотя, в середине 80-х это мог быть, видимо, Бальмонт, проездом...

С гор и холмов, ни в чем не виноватых,
к лугам спешил я, как учил ручей.
Мой голос среди троп замысловатых
служил замысловатости речей.

Там, над ручьем, сплеталась с веткой ветка,
как если бы затеяли кусты
от любопытства солнечного света
таить секрет глубокой темноты.

Я покидал ручей: он ведал средство
мои два слова в лепет свой вплетать,
чтоб выдать тайну замкнутого сердца,
забыть о ней и выпытать опять.

Весть обо мне он вынес на свободу,
и мельницы, что кривы и малы,
с той алчностью присваивали воду,
с какою слух вкушает вздор молвы.

Ручей не скрытен был, он падал с кручи,
о жернов бился чистотою лба,
и, навостривши узенькие уши,
тем желобам внимали желоба.

Общительность его души исторгла
речь обо мне. Напрасно был я строг:
смеялся я, скрывая плач восторга,
он - плакал, оглашая мой восторг.

Пока миниатюрность и нелепость
являл в ночи доверчивый ручей,
великих гор неколебимый эпос
дышал вокруг - божественный, ничей.

В них тишина грядущих гроз гудела.
В них драгоценно длился каждый час.
До нас, ничтожных, не было им дела,
сил не было любить ничтожных нас.

Пусть будет так! Не смея, не надеясь
занять собою их всевышний взор,
ручей благословляет их надменность
и льется с гор, не утруждая гор.

Простим ему, что безобидна малость
воды его - над малою водой
плывет любви безмерная туманность,
поет азарт отваги молодой.

Хвала ручью, летящему в пространство!
Вы замечали, как заметил я, -
краса ручья особенно прекрасна,
когда цветет растение иа.

Белла Ахмадулина

И мне очень захотелось в Тбилиси моей юности. Мы приезжали туда на каникулах в феврале. В Москве была хмурая зима, а в Тбилиси - море солнца и света, голубое небо...

Кюхельбекер:

Опять я гость твой, Гурджистан прекрасный!
Сверкаешь, Кур, и ропщешь между скал;
Мне вожделенно струй твоих стенанье:
Дробяся, поднимает каждый вал

Со дна души моей воспоминанье…

Одоевский:

Дева черноглазая! Дева чернобровая!
Грузия! Дочь и зари, и огня!
Страсть и нега томная, прелесть вечно новая
Дышат в тебе, сожигая меня!


Маяковский. Из стихотворения "Владикавказ - Тифлис"

…Я знаю:
глупость – эдемы и рай!
Но если
пелось про это,
должно быть,
Грузию,
радостный край,
подразумевали поэты…







Дева черноглазая! Дева чернобровая!
Грузия! Дочь и зари, и огня!
Страсть и нега томная, прелесть вечно новая
Дышат в тебе, сожигая меня!

Цинандали

Я прошел над Алазанью,
Над причудливой водой,
Над седою, как сказанье,
И, как песня, молодой.

Уж совхозом "Цинандали"
Шла осенняя пора,
Надо мною пролетали
Птицы темного пера.

Предо мною, у пучины
Виноградарственных рек,
Мастера людей учили,
Чтоб был весел человек.

И струился ток задорный,
Все печали погребал:
Красный, синий, желтый, черный,
- По знакомым погребам.

Но сквозь буйные дороги,
Сквозь ночную тишину
Я на дне стаканов многих
Видел женщину одну.

Я входил в лесов раздолье
И в красоты нежных скал,
Но раздумья крупной солью
Я веселье посыпал,

Потому что веселиться
Мог и сорванный листок,
Потому что поселиться
В этом крае я не мог,

Потому что я прохожий,
Легкой тени полоса,
Шел, на скалы непохожий,
Непохожий на леса.

Я прошел над Алазанью,
Над волшебною водой,
Поседелый, как сказанье,
И, как песня, молодой.

Николай ТИХОНОВ

P.S. Большое спасибо всем участникам этой ветки. За стихи замечательные, за то, что поделились воспоминаниями, за нежное чувство, за желание скопировать или напечатать по памяти любимые строки. За то, что назойливое Fakro вверху справа, торчащее уже несколько недель, не отбивает у вас тихой мечты открыть другое окно - окно... в поэзию. Спасибо вам.

Вам, кавказские ущелья,
Вам, причудливые мхи,
Посвящаю песнопенья,
Мои лучшие стихи.

Как и вы, душа угрюма,
Как и вы, душа мрачна,
Как и вы, не любит шума,
Ее манит тишина.

Буду помнить вас повсюду,
И хоть я в чужом краю,
Но о вас я не забуду
И теперь о вас пою.

Николай Гумилев
1902-1903

Кавказ

Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.

В младенческих летах я мать потерял.
Но мнилось, что в розовый вечера час
Та степь повторяла мне памятный глас.
За это люблю я вершины тех скал,
Люблю я Кавказ.

Я счастлив был с вами, ущелия гор;
Пять лет пронеслось: все тоскую по вас.
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..
1830 г.

Высоко в горах -- Чегемское ущелье. Только это Чегем не Ф. Искандера, а К. Кулиева. Чтобы вершины увидеть, нужно запрокинуть голову, а ещё лучше -- лечь на спину. Ромашки альпийские, большие такие, красивые. Тихо.

Женщина купается в реке

Женщина купается в реке,
Солнце замирает вдалеке,
Нежно положив на плечи ей
Руки золотых своих лучей.
Рядом с ней, касаясь головы,
Мокнет тень береговой листвы.
Затихают травы на лугу,
Камни мокрые на берегу.
Плещется купальщица в воде,
Нету зла, и смерти нет нигде.
В мире нет ни вьюги, ни зимы,
Нет тюрьмы на свете, нет сумы,
Войн ни на одном материке...
Женщина купается в реке.
1964

Это мужской взгляд на ущелье
http://extreemtour.narod.ru/photo_chegem.html

А это -- женский
http://akhsiram.fishup.ru/albums/p/gid/168701/oid/1563801

Анна-Ханым, спасибо за Лермонтова, за Кулиева. И за фотки. Впечатляет. Мне оба "взгляда" понравились, каждый - по-своему...
И еще. Оказывается, Никита Джигурда исполняет песню "Женщина купается в реке", но мне не удалось найти ее ни на youtube, ни где-либо еще. Зато я нашла вот это (Gapon уже упоминал о "нанибрегвадзевской "Песне о Тбилиси")

Песня о Тбилиси (автор текста: М. Танич, композитор: Р. Лагидзе)

Такой лазурный небосвод
Сияет только над тобой,
Тбилиси, мой любимый и родной.
И Нарикала здесь стоит,
Как память прошлых тяжких бед.
Твою главу, венчая сединой.

Расцветай под солнцем,
Грузия моя,
Ты судьбу свою вновь обрела.
Не найти в других краях твоих красот,
Без тебя и жизнь мне не мила.

Идёшь аллеей вдоль Куры
И над тобой платанов сень
Своей прохладой в знойный день манит.
И песня рвётся из груди
И даже листья все поют седой
Куре, одетой здесь в гранит.

Расцветай под солнцем,
Грузия моя,
Ты судьбу свою вновь обрела.
Не найти в других краях твоих красот,
Без тебя и жизнь мне не мила.

Не найти в других краях твоих красот,
Без тебя и жизнь мне не мила.

ПОСВЯЩЕНИЕ ГРУЗИИ

За тридевять земель я слышу горный гром.
Особенно Тебя люблю,
букварь листая.
Какая блажь - писать на языке Твоем,
Где всякое словцо - жуков гудящих стая.

Овалы да крючки чертить, и лампу жечь,
И азбуке грозить - мол, слезы отольются,
Кричу:
- Открой лицо, загадочная речь! -
Но буквы "т" и "ч" смеются, не даются.

Язык и должен жить,
дух от зевак тая:
Полазят по верхам и убегут с добычей...
Но я вожу пером.
Писать. Судьба Твоя.
Младенчество Твое. Руки Твоей обычай.

Татьяна Бек
Сборник стихов "Снегирь".
1980 г.

Здравствуйте, уважаемые!
Рискну разместить здесь и свои воспоминания о прекрасной Грузии, вот одно из них:

В долине Мцхета

Раскинулся туман, прохладным утром,
на плечи древней Мцхеты, словно шаль
промокшая в воде Арагви мутной,
стремящейся с подругой Мтквари в даль –
За горизонт горбатый и прогретый
лучами солнца, гладившего склон,
Где ветром колыбельная пропета
под утро, в мёртвый – самый крепкий сон.
Там где-то средь холмов старушка-церковь,
Чуть сгорбившись, поклон прохожим бьёт
И смотрит в даль так пристально и цепко,
Как будто для себя учёт ведёт –
Кто тоже ей в ответ перекрестился,
Пройдёт ли мимо или завернёт
на тропку, что к её ногам молиться,
упрямо тянет путника вперёд.
А где гранат и виноград созрели,
Питаясь воздухом прозрачным гор,
Стоит внизу большой Светицховели –
Красавец, древний каменный Собор.
И всё кругом молчит, как будто знает,
Что лучше не тревожить тишину,
Когда туман вершины обнимает
И прячет красоту в своём плену.
Здесь можно заблудиться, размышляя,
Среди ветвистых улиц и аллей,
Представив, как давно – вот так гуляли,
Любуясь, предки царственных кровей.

© Copyright: Екатерина Кирилова, 2009

С уважением,
Катюша

О.Мандельштам

Мне Тифлис горбатый снится,
Сазандарей стон звенит,
На мосту народ толпится,
Вся ковровая столица,
А внизу Кура шумит.

Над Курою есть духаны,
Где вино и милый плов,
И духанщик там румяный
Подает гостям стаканы
И служить тебе готов.

Кахетинское густое
Хорошо в подвале пить,—
Там в прохладе, там в покое
Пейте вдоволь, пейте двое,—
Одному не надо пить!

В самом маленьком духане
Ты обманщика найдешь,
Если спросишь «Телиане» —
Поплывет Тифлис в тумане,
Ты в бутылке поплывешь.

Человек бывает старым,
А барашек молодым,
И под месяцем поджарым
С розоватым винным паром
Полетит шашлычный дым...

О.Мандельштам

Горы, горы, всюду горы
Окружают красотой.
Среди них в долине город,
Древний, каменный, пустой…

Как покойника глазницы
На гостей с тоской глядят –
Будет долго ещё сниться
Мёртвый, каменный тот взгляд.

Поднимаясь по ступеням,
Не смотри по сторонам,
Береги свои колени –
Не всегда здесь рады нам…

Ветер вечный лижет склоны,
Точит профиль навесной.
Чтоб добраться – бей поклоны
Ветру, гибкою спиной.

Может, духи тут гуляют,
Не пуская в город свой,
Ветром путь нам заслоняют,
Охраняя здесь покой.

© Copyright: Екатерина Кирилова, 2008