30.09.2014
В. Д. Левин
Особенности русского исторического процесса, в частности своеобразие в образовании Русского государства и русской народности, всесторонне освещены в трудах В. И. Ленина и И. В. Сталина.
Особое значение для понимания судеб русского литературного языка имеет следующее указание И. В. Сталина, сделанное им в докладе на X съезде РКП(б) в 1921 г.: «На Западе — в Англии, Франции, Италии и отчасти Германии — период ликвидации феодализма и складывания людей в нации по времени в общем и целом совпал с периодом появления централизованных государств, ввиду чего там нации при своём развитии облекались в государственные формы». И далее: «На востоке Европы, наоборот, процесс образования наций и ликвидации феодальной раздробленности не совпал по времени с процессом образования централизованных государств. Я имею в виду Венгрию, Австрию, Россию. В этих странах капиталистического развития ещё не было, оно, может быть, только зарождалось, между тем как интересы обороны от нашествия турок, монголов и других народов Востока требовали незамедлительного образования централизованных государств, способных удержать напор нашествия. И так как на востоке Европы процесс появления централизованных государств шёл быстрее процесса складывания людей в нации, то там образовались смешанные государства, состоявшие из нескольких народов, ещё не сложившихся в нации, но уже объединённых в общее государство»1. Эта же мысль в более сжатой форме выражена и в тезисах упомянутого выше доклада И. В. Сталина: «Там, где образование наций в общем и целом совпало по времени с образованием централизованных государств, нации, естественно, облеклись в государственную оболочку, развились в самостоятельные буржуазные национальные государства. Так происходило дело в Англии (без Ирландии), Франции, Италии. На востоке Европы, наоборот, образование централизованных государств, ускоренное потребностями самообороны (нашествие турок, монголов и пр.), произошло раньше ликвидации феодализма, стало быть, раньше образования наций»2.
Таким образом, своеобразие русского исторического процесса заключалось, в частности, в том, что ещё в недрах феодализма, в период до образования нации, возникло централизованное государство. Его возникновение совпало, следовательно, здесь не с периодом складывания русской нации, а в период складывания русской (великорусской) народности, исторической категории докапиталистического периода. В. И. Ленин решительно предупреждает от признания русской народности XIV—XVI вв. нацией и Русского государства этого периода — государством русской нации. В полемике с народником Михайловским, выводившим национальные связи из продолжения и обобщения родовых связей, Ленин писал: «Если можно было говорить о родовом быте в древней Руси, то несомненно, что уже в средние века, в эпоху московского царства, этих родовых связей уже не существовало, т. е. государство основывалось на союзах совсем не родовых, а местных: помещики и монастыри принимали к себе крестьян из различных мест, и общины, составлявшиеся таким образом, были чисто территориальными союзами. Однако о национальных связях в собственном смысле слова едва ли можно было говорить в то время: государство распадалось на отдельные «земли», частью даже княжества, сохранявшие живые следы прежней автономии, особенности в управлении, иногда свои особые войска (местные бояре ходили на войну со своими полками), особые таможенные границы и т. д. Только новый период русской истории (примерно с 17 века) характеризуется действительно фактическим слиянием всех таких областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это вызвано было не родовыми связями, почтеннейший г. Михайловский, и даже не их продолжением и обобщением: оно вызывалось усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием небольших местных рынков в один всероссийский рынок»3.
Итак, русской нации не было ещё; не сложились ещё, следовательно, и те условия, при которых мог бы образоваться литературный язык на широкой национальной основе, литературный язык, который сумел бы вытеснить из всех жанров письменности архаический, церковнославянский язык; не было ещё условий для создания общенациональной литературной нормы на демократической основе. В этом отношении развитие русского литературного языка не отличалось от развития литературных языков средневекового Запада (если не считать особенностей, связанных с тем фактом, что церковнославянский язык является по отношению к русскому родственным языком; об этом ниже). Более того, ярко выраженные объединительные тенденции Московского государства, идея единства русской земли, рост и укрепление централизованной монархии, идеология самодержавной власти, нашедшая полную поддержку и среди высшего духовенства, стремление возвеличить образ великого князя, позднее царя, выразившееся, в частности, в поисках древнейших генеалогий для московских царей, возникновение и развитие идеи о Москве как «третьем Риме», повышенный интерес к эпохе расцвета древней Руси и эпохе национальной независимости — к Киевской Руси, общий подъём национального самосознания, широкое развитие в связи с этим житийного, публицистического и исторического жанров — всё это определило развитие в XIV—XVI вв. торжественного риторического стиля, отличающегося крайней пышностью и великолепием, живописностью и украшенностью, «плетением и извитием словес», стиля книжного, архаического и насыщенного славянизмами в лексике, морфологии, синтаксисе. Развитию архаических тенденций в русском литературном языке, расцвету «плетения словес» способствовало и так называемое «второе южнославянское влияние» (см., например, распространение слов c жд вместо русского ж, типа жажда, надежда и т. д.), явившееся результатом возобновления прерванных в период татарского ига связей с южнославянскими землями.
Однако своеобразие стилистических отношений русского литературного языка определяется самим фактом формирования централизованного государства, которое, как уже отмечалось, возникло раньше сложения русской нации. Потребности государства вызвали к жизни и другую разновидность литературного языка — письменный деловой язык, государственный язык Москвы, отразивший особенности живой русской речи и достаточно чётко противопоставленный церковно-книжным, риторическим стилям. «В подавляющем большинстве случаев, — пишет проф. Г. Д. Санжеев, — официально-канцелярский и письменный язык совпадают, представляя в этих случаях два стиля одного и того же письменного языка»4.
Действительно, в условиях слабой централизации власти в странах средневековой Европы латинский язык закреплялся не только в церковной и учёной письменности, но также и в государственно-деловой сфере. Только в период формирования наций и национальных государств в полной мере осуществляется переход в государственной сфере, затем и в научной на национальный язык. Например, во Франции только в XVI в., в период, когда сложилась уже французская нация, происходит окончательная замена в официальном употреблении латинского языка французским, что нашло своё выражение в известном ордонансе Франциска I, изданном в 1539 г. и предписывавшем исключительное употребление французского языка в судопроизводстве и администрации во всём государстве5.
В Англии долгое время официальные документы писались на латинском языке, который был также языком церкви и науки, затем он постепенно вытесняется французским языком, на котором говорила феодальная знать, королевский двор; на французском же языке ведётся судопроизводство, он господствует и в парламентской практике. Начиная со второй половины XIV в. и в течение XV в. происходит вытеснение в сфере государственной жизни французского языка языком народа — английским языком6. Процесс вытеснения латыни народным языком в официально-канцелярских жанрах происходил, хотя и с значительным своеобразием, отразившим особенности исторического развития, и в Германии.
Во всех приведённых случаях создание делового языка на народной основе происходило в борьбе с церковно-книжным языком и было связано с процессом формирования нации. В России же, вследствие того что формирование русской народности совпало с образованием централизованного государства, нуждавшегося в упорядоченной переписке, официально-канцелярский, так называемый приказный, язык с самого начала опирался на народно-разговорный язык, отразив его нормы и особенности, что обусловило его своеобразное место в системе литературного языка. В этом, несомненно, сказалась и традиция древнерусского литературного языка, который уже в XI в. развил деловые стили, обладающие восточнославянским народным обликом. Связью с этой традицией следует, очевидно, объяснить и некоторые архаические элементы в деловых документах, преимущественно в виде застывших формул типа се азъ или се язъ, се купи, дана в граде и т. д., ставшие приметой самого жанра.
Однако деловой язык Московского государства не может быть выведен из этой традиции. Живая речь Москвы XIV—XV вв. уже значительно отличалась по своему грамматическому строю и тем более по словарному составу от древнерусской речи X—XI вв. (утрата аориста и имперфекта, выравнивание основ на г, к, х, утрата двойственного числа и звательной формы и др.), а деловой язык Москвы развивался на основе живого московского говора в условиях формирования русской (великорусской) народности.
Приказный, официально-деловой язык Московского государства противопоставлен не только книжному, церковнославянскому языку, но и языку местной, областной деловой письменности, отражавшей диалектную раздробленность феодальной Руси. Наличие мощного централизованного государства, даже при отсутствии ещё национальных связей в полном смысле этого слова, обусловило победу московской нормы делового языка над местными областными тенденциями в письменности, что отчётливо сказалось в вытеснении в деловой письменности других городов диалектных черт7. Дольше других сосуществовали с деловым языком Москвы новгородская и рязанская разновидности делового письма. Однако, освоив некоторые элементы новгородской терминологии (морской, отчасти торговой), подвергнувшись дальнейшей грамматической нормализации и отразив решающее влияние курско-орловского диалекта, уже в XVI в. московский приказный язык «становится единым общегосударственным языком московского царства»8. В условиях докапиталистического, феодального развития такое положение могло возникнуть как следствие централизации власти.
В этом отношении характерна судьба деловых языков в тех странах, где образование централизованных государств совпало по времени с формированием наций. Окончательное вытеснение в этих странах церковно-книжного языка народным в деловой письменности, как уже отмечалось, связано с образованием наций и национальных государств; тем не менее попытки применения народно-разговорной речи в деловой письменности встречаются там и ранее, однако они носят ярко выраженный местный характер и в силу слабости централизации, преобладания областных тенденций неспособны возвыситься в этот период до общегосударственных, общенародных языков. Это случилось позднее. Так, упоминавшийся уже ранее ордонанс Франциска I был направлен не только против господства в официальном употреблении латыни, но также и против употребления в провинциальных актах местных диалектов.
В Германии XIII—XIV вв. также появляются грамоты на народном языке, но они пишутся на местных наречиях. Попытки нормализации немецкого канцелярского языка также не приводят к решительному устранению в нём диалектных особенностей и не создают общегерманского официального языка9.
Как указано выше, своеобразные условия развития русской народности и русской государственности привели к образованию общегосударственного, нормализированного и исконно опирающегося на народную речь делового языка. Эти качества обеспечили ему широкое развитие и широкое функционирование, определили его исключительное место в системе стилей литературного языка XIV—XVI вв. Уже довольно рано, в XV в., деловые стили проникают за пределы собственно деловых документов, а в XVI в. это расширение функций приказного языка принимает значительный размах. Выработанные в приказном языке и отражающие стихию общенародного языка грамматические и лексические нормы используются в самых разнообразных жанрах письменности: путешествиях (например, в «Путешествии Афанасия Никитина» — XV в.), «Домострое», в письмах и посланиях Ивана Грозного, произведениях Ивана Пересветова, воинских повестях и исторических повествованиях, но художественная литература, научно-философские сочинения до XVII в. продолжают ориентироваться на церковно-книжные стили литературного языка. Духовенство, отмечает акад. Шахматов, стремилось к тому, чтобы церковный язык не смешивался с «языком подьячего съезжей избы, пишущего грамоты, совершающего сделки на простонародном грубом языке»10, хотя практически и высокие риторические стили не совсем свободны от некоторого влияния живой народной речи.
Расширение функций делового письменного языка, употребление его за пределами собственно деловой сферы не могло не привести к. расширению и состава этого языка, к его дальнейшему обогащению и развитию. Это обогащение письменного языка происходило как путем расширения связей с живой, разговорной речью и фольклором, так и путём взаимодействия с традиционным книжным языком.
Здесь нельзя не упомянуть о важном факте, способствовавшем взаимодействию церковнославянского и делового стилей литературного языка, также исторически сложившемся, — факте родства русского и старославянского языков. При всех существенных отличиях между риторическими стилями литературного языка и живой народной речью на Руси, они никогда не достигали той степени двуязычия, которая была характерна, например, для средневековой Германии. Наличие в обеих разновидностях русского литературного языка большого числа общих корней, целых слов и форм создавало условия для взаимного обогащения. Это было чрезвычайно важно для делового языка, который, таким образом, приобретал ещё более нормализованный и общегосударственный характер, всё более приспосабливаясь для выполнения своих осложнившихся функций.
Таким образом, ко времени, когда обозначился процесс образования русской нации, к XVII в., сложились две разновидности русского литературного языка: риторические книжные стили на основе церковнославянского (точнее, славяно-русского) языка и далеко вышедший за пределы своего первоначального употребления богатый и развитый, получивший уже значительную письменную традицию в разных жанрах общегосударственный язык на народной основе, который, как отмечает акад. В. В. Виноградов, «достиг большого развития и имел все данные для того, чтобы вступить в борьбу за литературные права с языком славяно-русским»11.
Создание этих своеобразных стилистических отношений, образование ещё в докапиталистический период развитого и разнообразного в своих средствах письменного языка на народной основе явилось, как мы видим, результатом своеобразия русского исторического процесса, своеобразия путей образования русской (великорусской) народности и Русского централизованного государства, а также исторически сложившейся относительной близости церковнославянского, книжного языка феодальной Руси к народной русской речи.
Особенности истории русской народности, однако, отразились не только на своеобразии стилистических отношений литературного языка русской народности; они определили во многом и дальнейшие пути образования национального литературного языка, поскольку созданные стилистические отношения послужили основой для дальнейшего развития литературного языка.
Факт наличия длительной традиции использования народной речи в письменности, существование развитого приказного языка, выполняющего также и другие литературные функции, облегчал борьбу с остатками феодального двуязычия, с архаическими книжными стилями, а родственные отношения русского и «славенского» языков облегчали решение проблемы использования элементов книжной традиции в формирующемся литературном языке русской нации. Деловой письменный язык ложится в основу таких литературных жанров второй половины XVII в. и начала XVIII в., как бытовая повесть, сатира, драматургия, во многом определяет характер литературных стилей, возникших в среде грамотной посадской массы12. На обогащенный связью с книжной литературой и отчасти иностранными заимствованиями в области терминологии деловой язык ориентируется и научная литература петровского времени. Так, один из сподвижников Петра, Мусин-Пушкин, рекомендуя переводчику Ф. Поликарпову исправить перевод «Географии» «не высокими словами, но, простым русским языком», прямо указывает на деловую речь как на источник этого простого русского языка: «...высоких слов славенских класть не надобеть, — указывает он, — но посольского приказу употреби слова»13. Деловой язык и выработанные в нём нормы явились одним из важнейших элементов того «гражданского посредственного наречия», выработка которого означала дальнейшее развитие стилей литературного языка на широкой национальной основе.
Таким образом, своеобразие русского исторического процесса, выразившееся, в частности, в образовании централизованного государства ещё в период до образования русской нации, определило не только появление и расцвет делового языка на народной основе, но и такие его качества, как общегосударственный характер и нормализованность. Эти его качества способствовали расширению функций делового языка, выходу его за пределы официальной сферы, его проникновению в самые различные жанры письменности, что в соединении с исторически сложившимся фактом относительной близости церковно-книжного и разговорного языка создавало условия для обогащения письменного делового языка наиболее устойчивыми элементами книжной традиции. Всё это определило и своеобразие путей формирования русского национального языка. «Простонародное наречие необходимо должно было отделиться от книжного, — писал А. С. Пушкин, — но впоследствии они сблизились, и такова стихия, данная нам для сообщения наших мыслей»14. В определении путей и способов этого сближения «простонародного наречия» с книжным языком письменный деловой язык Московского государства сыграл исключительно важную роль.
1 И. В. Сталин, Соч., т. 5, стр. 33—34.
2 Там же, стр. 15.
3 В. И. Ленин, Соч., т. I, стр. 137.
4 Г. Д. Санжеев, Образование и развитие национальных языков в свете учения И. В. Сталина. Сб. «Вопросы языкознания в свете трудов И. В. Сталина», изд. МГУ, 1950, стр. 111.
5 М. В. Сергиевский, История французского языка, изд. 2, 1947, стр. 123.
6 Б. А. Ильиш, История английского языка, изд. 2, 1938, стр. 136–137.
7 С. Д. Никифоров, Язык московской письменности XIV—XVII вв., «Русский язык в школе», 1947, № 1.
8 В. Виноградов, Русский язык, БСЭ, изд. 1, т. 49, стр. 757.
9 В. М. Жирмунский, История немецкого языка, 1938, стр. 31—35.
10 Цитировано по кн. Л. А. Булаховского, Исторический комментарий к русскому лит. языку, изд. 3, Киев, 1950, стр. 13.
11 БСЭ, т. 49, стр. 758.
12 В. Виноградов, Русский язык, БСЭ, т. 49, стр. 761.
13 В. Виноградов, Очерки по истории русского литературного языка XVII—XIX ив., изд. 2, 1938, стр. 72.
14 О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова, Полное собрание сочинений, изд. Академии наук СССР, т. XI, стр. 31.
Текущий рейтинг: