Некоторые вопросы истории русского языка в связи с историей народа. Часть 2

30.09.2014

В. Д. Левин

Первая часть статьи

Особенности русского историче­ского процесса, в частности свое­образие в образовании Русского го­сударства и русской народности, всесторонне освещены в трудах В. И. Ленина и И. В. Сталина.

Особое значение для понима­ния судеб русского литературного языка имеет следующее указание И. В. Сталина, сделанное им в до­кладе на X съезде РКП(б) в 1921 г.: «На Западе — в Англии, Франции, Италии и отчасти Германии — пе­риод ликвидации феодализма и складывания людей в нации по вре­мени в общем и целом совпал с пе­риодом появления централизованных государств, ввиду чего там нации при своём развитии облекались в государственные формы». И далее: «На востоке Европы, наоборот, про­цесс образования наций и ликвида­ции феодальной раздробленности не совпал по времени с процессом образования централизованных го­сударств. Я имею в виду Венгрию, Австрию, Россию. В этих странах капиталистического развития ещё не было, оно, может быть, только зарождалось, между тем как инте­ресы обороны от нашествия турок, монголов и других народов Востока требовали  незамедлительного  образования централизованных госу­дарств, способных удержать напор нашествия. И так как на востоке Европы процесс появления центра­лизованных государств шёл быстрее процесса складывания людей в на­ции, то там образовались смешан­ные государства, состоявшие из не­скольких народов, ещё не сложив­шихся в нации, но уже объединён­ных в общее государство»1. Эта же мысль в более сжатой форме выра­жена и в тезисах упомянутого выше доклада И. В. Сталина: «Там, где об­разование наций в общем и целом совпало по времени с образованием централизованных государств, на­ции, естественно, облеклись в госу­дарственную оболочку, развились в самостоятельные буржуазные национальные государства. Так про­исходило дело в Англии (без Ирлан­дии), Франции, Италии. На востоке Европы, наоборот, образование цен­трализованных государств, ускорен­ное потребностями самообороны (нашествие турок, монголов и пр.), произошло раньше ликвидации фео­дализма, стало быть, раньше обра­зования наций»2.

Таким образом, своеобразие рус­ского исторического процесса за­ключалось, в частности, в том, что ещё в недрах феодализма, в период до образования нации, возникло централизованное государство. Его возникновение совпало, следователь­но, здесь не с периодом складыва­ния русской нации, а в период скла­дывания русской (великорусской) народности, исторической кате­гории докапиталистического перио­да. В. И. Ленин решительно пре­дупреждает от признания русской народности XIV—XVI вв. нацией и Русского государства этого перио­да — государством русской нации. В полемике с народником Михай­ловским, выводившим национальные связи из продолжения и обобщения родовых связей, Ленин писал: «Если можно было говорить о родовом быте в древней Руси, то несомненно, что уже в средние века, в эпоху москов­ского царства, этих родовых связей уже не существовало, т. е. государ­ство основывалось на союзах совсем не родовых, а местных: помещики и монастыри принимали к себе кре­стьян из различных мест, и общи­ны, составлявшиеся таким образом, были чисто территориальными сою­зами. Однако о национальных свя­зях в собственном смысле слова едва ли можно было говорить в то время: государство распадалось на отдельные «земли», частью даже княжества, сохранявшие живые сле­ды прежней автономии, особенности в управлении, иногда свои особые войска (местные бояре ходили на войну со своими полками), особые таможенные границы и т. д. Только новый период русской истории (при­мерно с 17 века) характеризуется действительно фактическим слия­нием всех таких областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это вызвано было не родовыми свя­зями, почтеннейший г. Михайлов­ский, и даже не их продолжением и обобщением: оно вызывалось уси­ливающимся обменом между обла­стями, постепенно растущим товар­ным обращением, концентрирова­нием небольших местных рынков в один всероссийский рынок»3.

Итак, русской нации не было ещё; не сложились ещё, следовательно, и те условия, при которых мог бы образоваться литературный язык на широкой национальной основе, литературный язык, который сумел бы вытеснить из всех жанров письмен­ности архаический, церковнославян­ский язык; не было ещё условий для создания общенациональной литературной нормы на демократиче­ской основе. В этом отношении раз­витие русского литературного языка не отличалось от развития литера­турных языков средневекового За­пада (если не считать особенностей, связанных с тем фактом, что цер­ковнославянский язык является по отношению к русскому родственным языком; об этом ниже). Более того, ярко выраженные объединительные тенденции Московского государства, идея единства русской земли, рост и укрепление централизованной мо­нархии, идеология самодержавной власти, нашедшая полную поддерж­ку и среди высшего духовенства, стремление возвеличить образ вели­кого князя, позднее царя, выразив­шееся, в частности, в поисках древ­нейших генеалогий для московских царей, возникновение и развитие идеи о Москве как «третьем Риме», повышенный интерес к эпохе рас­цвета древней Руси и эпохе нацио­нальной независимости — к Киев­ской Руси, общий подъём нацио­нального самосознания, широкое развитие в связи с этим житийного, публицистического и исторического жанров — всё это определило раз­витие в XIV—XVI вв. торжествен­ного риторического стиля, отличаю­щегося крайней пышностью и вели­колепием, живописностью и украшенностью, «плетением и извитием словес», стиля книжного, архаиче­ского и насыщенного славянизмами в лексике, морфологии, синтаксисе. Развитию архаических тенденций в русском литературном языке, рас­цвету «плетения словес» способство­вало и так называемое «второе южнославянское влияние» (см., на­пример, распространение слов c жд вместо русского ж, типа жажда, надежда и т. д.), явившееся результатом возобновления прерван­ных в период татарского ига связей с южнославянскими землями.

Однако своеобразие стилистиче­ских отношений русского литера­турного языка определяется самим фактом формирования централизо­ванного государства, которое, как уже отмечалось, возникло раньше сложения русской нации. Потребно­сти государства вызвали к жизни и другую разновидность литератур­ного языка — письменный деловой язык, государственный язык Москвы, отразивший особенности живой рус­ской речи и достаточно чётко противопоставленный церковно-книжным, риторическим стилям. «В по­давляющем большинстве случаев, — пишет проф. Г. Д. Санжеев, — офи­циально-канцелярский и письменный язык совпадают, представляя в этих случаях два стиля одного и того же письменного языка»4.

Действительно, в условиях слабой централизации власти в странах средневековой Европы латинский язык закреплялся не только в цер­ковной и учёной письменности, но также и в государственно-деловой сфере. Только в период формирова­ния наций и национальных государств в полной мере осуществляет­ся переход в государственной сфере, затем и в научной на национальный язык. Например, во Франции только в XVI в., в период, когда сложилась уже французская нация, происходит окончательная замена в официаль­ном употреблении латинского языка французским, что нашло своё вы­ражение в известном ордонансе Франциска I, изданном в 1539 г. и предписывавшем исключительное употребление французского языка в судопроизводстве и администра­ции во всём государстве5.

В Англии долгое время официаль­ные документы писались на латин­ском языке, который был также языком церкви и науки, затем он постепенно вытесняется француз­ским языком, на котором говорила феодальная знать, королевский двор; на французском же языке ведётся судопроизводство, он господствует и в парламентской практике. Начиная со второй половины XIV в. и в те­чение XV в. происходит вытеснение в сфере государственной жизни французского языка языком на­рода — английским языком6. Про­цесс вытеснения латыни народным языком в официально-канцелярских жанрах происходил, хотя и с зна­чительным своеобразием, отразившим особенности исторического раз­вития, и в Германии.

Во всех приведённых случаях со­здание делового языка на народной основе происходило в борьбе с церковно-книжным языком и было связано с процессом формирования на­ции. В России же, вследствие того что формирование русской народно­сти совпало с образованием центра­лизованного государства, нуждав­шегося в упорядоченной переписке, официально-канцелярский, так назы­ваемый приказный, язык с самого начала опирался на народно-разговорный язык, отразив его нор­мы и особенности, что обусловило его своеобразное место в системе литературного языка. В этом, не­сомненно, сказалась и традиция древнерусского литературного язы­ка, который уже в XI в. развил де­ловые стили, обладающие восточно­славянским народным обликом. Связью с этой традицией следует, очевидно, объяснить и некоторые архаические элементы в деловых документах, преимущественно в ви­де застывших формул типа се азъ или се язъ, се купи, дана в граде и т. д., ставшие приметой самого жанра.

Однако деловой язык Московско­го государства не может быть вы­веден из этой традиции. Живая речь Москвы XIV—XV вв. уже зна­чительно отличалась по своему грамматическому строю и тем более по словарному составу от древне­русской речи X—XI вв. (утрата аориста и имперфекта, выравнива­ние основ на г, к, х, утрата двой­ственного числа и звательной фор­мы и др.), а деловой язык Москвы развивался на основе живого мо­сковского говора в условиях формирования русской (великорусской) народности.

Приказный, официально-деловой язык Московского государства про­тивопоставлен не только книжному, церковнославянскому языку, но и языку местной, областной деловой письменности, отражавшей диалект­ную раздробленность феодальной Руси. Наличие мощного централизо­ванного государства, даже при от­сутствии ещё национальных связей в полном смысле этого слова, обусловило победу московской нормы делового языка над местными областными тенденциями в пись­менности, что отчётливо сказалось в вытеснении в  деловой письменности других городов диалектных черт7. Дольше других сосущество­вали с деловым языком Москвы новгородская и рязанская разновид­ности делового письма. Однако, освоив некоторые элементы новго­родской терминологии (морской, от­части торговой), подвергнувшись дальнейшей грамматической норма­лизации и отразив решающее влия­ние курско-орловского диалекта, уже в XVI в. московский приказный язык «становится единым общегосу­дарственным языком московского царства»8. В условиях докапитали­стического, феодального развития такое положение могло возникнуть как следствие централизации власти.

В этом отношении характерна судьба деловых языков в тех стра­нах, где образование централизо­ванных государств совпало по вре­мени с формированием наций. Окон­чательное вытеснение в этих стра­нах церковно-книжного языка на­родным в деловой письменности, как уже отмечалось, связано с об­разованием наций и национальных государств; тем не менее попытки применения народно-разговорной ре­чи в деловой письменности встре­чаются там и ранее, однако они носят ярко выраженный местный характер и в силу слабости централизации, преобладания областных тенденций неспособны возвыситься в этот период до общегосударствен­ных, общенародных языков. Это случилось позднее. Так, упоминав­шийся уже ранее ордонанс Фран­циска I был направлен не только против господства в официальном употреблении латыни, но также и против употребления в провин­циальных актах местных диалектов.

В Германии XIII—XIV вв. также появляются грамоты на народном языке, но они пишутся на местных наречиях. Попытки нормализации немецкого канцелярского языка так­же не приводят к решительному устранению в нём диалектных особенностей и не создают общегер­манского официального языка9.

Как указано выше, своеобразные условия развития русской народно­сти и русской государственности привели к образованию общегосу­дарственного, нормализированного и исконно опирающегося на народную речь делового языка. Эти качества обеспечили ему широкое развитие и широкое функционирование, опреде­лили его исключительное место в системе стилей литературного языка XIV—XVI вв. Уже довольно рано, в XV в., деловые стили проникают за пределы собственно деловых до­кументов, а в XVI в. это расшире­ние функций приказного языка при­нимает значительный размах. Выра­ботанные в приказном языке и отражающие стихию общенародного языка грамматические и лексиче­ские нормы используются в самых разнообразных жанрах письменно­сти: путешествиях (например, в «Путешествии Афанасия Никитина» — XV в.), «Домострое», в письмах и посланиях Ивана Грозного, произ­ведениях Ивана Пересветова, воин­ских повестях и исторических повествованиях, но художественная ли­тература, научно-философские сочи­нения до XVII в. продолжают ориен­тироваться на церковно-книжные стили литературного языка. Духо­венство, отмечает акад. Шахматов, стремилось к тому, чтобы церков­ный язык не смешивался с «языком подьячего съезжей избы, пишущего грамоты, совершающего сделки на простонародном грубом языке»10, хотя практически и высокие рито­рические стили не совсем свободны от некоторого влияния живой народ­ной речи.

Расширение функций делового письменного языка, употребление его за пределами собственно дело­вой сферы не могло не привести к. расширению и состава этого язы­ка, к его дальнейшему обогащению и развитию. Это обогащение пись­менного языка происходило как путем расширения связей с живой, разговорной речью и фольклором, так и путём взаимодействия с тра­диционным книжным языком.

Здесь нельзя не упомянуть о важ­ном факте, способствовавшем взаи­модействию церковнославянского и делового стилей литературного язы­ка, также исторически сложившемся, — факте родства русского и ста­рославянского языков. При всех су­щественных отличиях между рито­рическими стилями литературного языка и живой народной речью на Руси, они никогда не достигали той степени двуязычия, которая была характерна, например, для средневе­ковой Германии. Наличие в обеих разновидностях русского литератур­ного языка большого числа общих корней, целых слов и форм созда­вало условия для взаимного обогащения. Это было чрезвычайно важно для делового языка, который, таким образом, приобретал ещё более нор­мализованный и общегосударствен­ный характер, всё более приспосаб­ливаясь для выполнения своих осложнившихся функций.

Таким образом, ко времени, когда обозначился процесс образования русской нации, к XVII в., сложи­лись две разновидности русского литературного языка: риторические книжные стили на основе церковно­славянского (точнее, славяно-рус­ского) языка и далеко вышедший за пределы своего первоначального употребления богатый и развитый, получивший уже значительную пись­менную традицию в разных жанрах общегосударственный язык на на­родной основе, который, как отме­чает акад. В. В. Виноградов, «до­стиг большого развития и имел все данные для того, чтобы вступить в борьбу за литературные права с языком славяно-русским»11.

Создание этих своеобразных сти­листических отношений, образование ещё в докапиталистический период развитого и разнообразного в своих средствах письменного языка на на­родной основе явилось, как мы ви­дим, результатом своеобразия рус­ского исторического процесса, своеобразия путей образования русской (великорусской) народности и Рус­ского централизованного государ­ства, а также исторически сложив­шейся относительной близости цер­ковнославянского, книжного языка феодальной Руси к народной рус­ской речи.

Особенности истории русской на­родности, однако, отразились не только на своеобразии стилистиче­ских отношений литературного язы­ка русской народности; они опреде­лили во многом и дальнейшие пути образования национального литературного языка, поскольку создан­ные стилистические отношения по­служили основой для дальнейшего развития литературного языка.

Факт наличия длительной тради­ции использования народной речи в письменности, существование раз­витого приказного языка, выпол­няющего также и другие литера­турные функции, облегчал борьбу с остатками феодального двуязычия, с архаическими книжными стилями, а родственные отношения русского и «славенского» языков облегчали решение проблемы использования элементов книжной традиции в фор­мирующемся литературном языке русской нации. Деловой письмен­ный язык ложится в основу таких литературных жанров второй поло­вины XVII в. и начала XVIII в., как бытовая повесть, сатира, драматур­гия, во многом определяет харак­тер литературных стилей, возник­ших в среде грамотной посадской массы12. На обогащенный связью с книжной литературой и отчасти иностранными заимствованиями в области терминологии деловой язык ориентируется и научная литература петровского времени. Так, один из сподвижников Петра, Мусин-Пуш­кин, рекомендуя переводчику Ф. По­ликарпову исправить перевод «Гео­графии» «не высокими словами, но, простым русским языком», прямо указывает на деловую речь как на источник этого простого русского языка: «...высоких слов славенских класть не надобеть, — указывает он, — но посольского приказу упо­треби слова»13. Деловой язык и вы­работанные в нём нормы явились одним из важнейших элементов то­го «гражданского посредственного наречия», выработка которого озна­чала дальнейшее развитие стилей литературного языка на широкой национальной основе.

Таким образом, своеобразие рус­ского исторического процесса, вы­разившееся, в частности, в образо­вании централизованного государ­ства ещё в период до образования русской нации, определило не толь­ко появление и расцвет делового языка на народной основе, но и та­кие его качества, как общегосудар­ственный характер и нормализованность. Эти его качества способство­вали расширению функций делового языка, выходу его за пределы офи­циальной сферы, его проникновению в самые различные жанры письмен­ности, что в соединении с истори­чески сложившимся фактом относи­тельной близости церковно-книжного и разговорного языка создавало условия для обогащения письмен­ного делового языка наиболее устой­чивыми элементами книжной тради­ции. Всё это определило и свое­образие путей формирования рус­ского национального языка. «Про­стонародное наречие необходимо должно было отделиться от книж­ного, — писал А. С. Пушкин, — но впоследствии они сблизились, и та­кова стихия, данная нам для со­общения наших мыслей»14. В опре­делении путей и способов этого сближения «простонародного наре­чия» с книжным языком письмен­ный деловой язык Московского го­сударства сыграл исключительно важную роль.

1 И. В. Сталин, Соч., т. 5, стр. 33—34.

2 Там же, стр. 15.

3 В. И. Ленин, Соч., т. I, стр. 137.

4 Г. Д. Санжеев, Образование и раз­витие национальных языков в свете уче­ния И. В. Сталина. Сб. «Вопросы языко­знания в свете трудов И. В. Сталина», изд. МГУ, 1950, стр. 111.

5 М. В. Сергиевский, История фран­цузского языка, изд. 2,  1947, стр.  123.

6 Б. А. Ильиш, История английского языка, изд. 2, 1938, стр. 136–137.

7 С. Д. Никифоров, Язык московской письменности XIV—XVII вв., «Русский язык в  школе», 1947, № 1.

8 В. Виноградов, Русский язык, БСЭ, изд. 1, т. 49, стр. 757.

9 В. М. Жирмунский, История не­мецкого  языка, 1938, стр. 31—35.

10 Цитировано по кн. Л. А. Булаховского, Исторический комментарий к русскому лит. языку, изд. 3, Киев, 1950, стр. 13.

11 БСЭ, т. 49, стр. 758.

12 В. Виноградов, Русский язык, БСЭ, т. 49, стр. 761.

13 В. Виноградов, Очерки по истории русского литературного языка XVII—XIX ив., изд. 2,  1938, стр. 72.

14 О предисловии г-на Лемонте к перево­ду басен И. А. Крылова, Полное собрание сочинений, изд. Академии наук СССР, т. XI, стр. 31.

Текущий рейтинг: