Лекции по новой русской литературе в Гамбургском университете

03.12.2002

С. Фитц

Вот уже 12 лет лекции по новой русской литературе постоянно представлены в учебной программе Гамбургского университета. Важной практической целью является подготовка студентов к экзаменационному эссе по русской литературе.

Цель преподавателя — не обмануть ожидания студентов, хорошо подготовить их к сдаче экзаменов. Поэтому самой первой задачей является отбор художественных текстов.

Источниками служат «толстые»литературные журналы, прежде всего «Новый мир», а также «Знамя», «Октябрь», «Дружба народов», «Юность», «Новая юность», «Континент». Из региональных журналов постоянно привлекаются петербургские журналы «Нева» и «Звезда», саратовская «Волга» и екатеринбургский «Урал».

Большое внимание уделяется обсуждению первого, спонтанного восприятия текстов, и лишь после этого начинается их обсуждение, приближающееся к анализу. В частности, студенты рассматривают специфику литературной коммуникации и ее отличие от речевой коммуникации, преобразуя с этой целью фрагменты текстов. Отдельно рассматриваются случаи непонимания авторского замысла и причины этого непонимания, кроющиеся в несостоявшемся проникновении читателя в «сложно построенный смысл», в неудавшейся попытке войти в особый мир художественного произведения и воспринять его изнутри.

Предпочтение на практических занятиях отдается малой прозе.

Серьезные требования предъявляются к языку произведений. Он должен отражать сегодняшнее состояние русского литературного языка, его стилистическое богатство, а также происходящие в языке изменения. Тексты непременно должны содержать ценный страноведческий материал.

Но, конечно же, решающим при отборе является художественный уровень произведений: они должны отличаться яркой авторской позицией, которую совсем не обязательно разделять, но с которой интересно спорить. Представляется очень важным знакомить студентов с отзывами литературных критиков и рецензиями.

Хотелось бы проиллюстрировать вышесказанное на конкретном примере.

В третьем номере «Нового мира» за 2000 год опубликована маленькая подборка рассказов Сергея Шаргунова под общим названием «Как там ведет себя Шаргунов?». Почему тексты показались нам достойными рассмотрения? Во-первых, молодой автор пишет в основном о сегодняшней жизни. В рассказах содержится множество примет сегодняшнего дня: это и экстремист-маргинал, и сексуальная Настя, и пляшущие человечки в вагоне метро, и пацан рэйвер, и неуемные журналисты-международники, сейчас занимающиеся коммерцией.

Во-вторых, заслуживает внимания язык рассказов. Он насыщен — но отнюдь не перенасыщен — новой лексикой. Причем самые интересные примеры — не на уровне простых номинаций, а на уровне словосочетаний, образующих своеобразные единства, не сводящиеся к простой сумме значений компонентов: запористый журналист с горловым клокотанием — так можно написать только о журналисте наших дней, речь, без сомнения, идет о тележурналисте: о газетчике про горловое клокотание узнать было бы нельзя, запористый — сочетание и напора, и цвета лица, являющегося следствием частых запоров; общепринято двигаться; боевая сектантская организация; забойное название «Авангард Консервативной Молодежи» — название действительно «забойное», относящееся к забою, т. е. ориентированное вглубь, во тьму, а также способное сразить наповал, ведь оно основано на оксюмороне: АВАНГАРД и КОНСЕРВАТИВНЫЙ, а сочетание этих взаимоисключающих понятий с МОЛОДЕЖЬЮ и вовсе доводит сочетание до абсурда напрашивающимся вопросом: более или менее консервативен авангард консервативной молодежи по отношению ко всей консервативной молодежи? См. также: аккуратно расставаться; брутальная компания; брутальные собутыльники; волнообразная голубая грива (поезда метро); бодро и закидонисто отплясывал; большой «во!»-палец; народный мужик; простая и кукольная девочка; формальный вуз; закупиться пойлом; порозовевший молодой патриот; алкогольный вызов; коротконогий кусок сала.

В-третьих — и это главное, — интересно разобраться в том, из чего складывается создаваемая автором художественная модель мира. Осмелимся утверждать, что перед нами не очередной пример так называемой «чернухи». Молодой автор размышляет о своих сверстниках, а уродливая действительность — это та питательная среда, в которой они растут, подобно растениям. Для этой среды характерно смещение ценностей и понятий. Покажем это на примере рассказа «Бедный Рязанов». Вот его начало: «Девятнадцатилетний Андрей Рязанов возлюбил ближнего своего как самого себя». Но напрасно читатель будет ждать в качестве иллюстрации благородных и самоотверженных поступков Андрея: «Он глядел на человека, разговаривающего с ним, и переставал существовать, делался полностью этим человеком».

Обратимся к описанию этого феномена в руководствах по психиатрии.

«Обычное явление представляет симптом, когда шизофреники — хотя бы и очень непоследовательно — отождествляют себя с лицами, которых они любят или которым они поклоняются». Психиатры усматривают в этом одно из нарушений сознания. Я при шизофрении. Данное Шаргуновым описание настолько пластично и убедительно, что вполне заслуживает быть названным «синдром Шаргунова».

Бедный Рязанов весь во власти страха: «Рязанов боялся инвалидов с дефектами движений, потому что невольно начинал повторять инвалидов...», Рязанов начал бояться любви к своей девочке Насте, ведь он все более стал воспринимать ее как «субъект», как себя. Страх внушает ему и открытое пространство, потому что все становится Рязановым: «и мокрый зеленый парк, и собачья кривая какашка на асфальте», жутко выглядят «померзлое небо, выше и шире обычного», и «ослепительное, как ненависть, небо». Рязанов мечется в поисках того укромного местечка, где он мог бы чувствовать себя в безопасности, защищенным. Его метания выглядят как бегство из детства с назойливой «мамкой-татаркой на кухне»: она и сейчас стоит на кухне, «черноволосая, в пестром переднике, с маленькой серой кастрюлей в руке, и выражает недовольство». Где этот укромный уголок? На станции метро он видит угрожающую картину: «...старушка ползла по зеркальному, скользкому граниту, как каракатица... взгляд Рязанова проскользил по красной глади, СТУКНУЛСЯ о большое зеркало, УКОЛОЛСЯ о циферблат и ПОЛЕТЕЛ туда — в черноту туннеля». Выделенные глаголы говорят о причиненной вследствие быстрого движения боли и об ускорении этого движения.

«В последнее время он и Настя начали аккуратно расставаться». Почему любовь не может стать для Рязанова тихой гаванью? Не только потому, что он не разделяет «объект» и «субъект» любви, но и потому, что Насте нравился Рязанов «не студент, а дикая привлекательная азиатчина, стриженая ежиком, скуластая и жилистая». О сущности их любви читаем: «Сразу и светлая, и смуглая, стройная детка с тонкими длинными ручками и ножками, с угловатыми манерами, с блестящим ртом, «вечным поцелуем», хранящим полдень, она, как сочная лесная заноза, застряла в беспокойном сердце татарчонка». Настя видит в нем то, от чего он хотел бы убежать. Она причиняет ему боль. Их объединяют мысли о смерти.

То, что между ними нет никакой роковой любви, подкрепляется следующими сравнениями и метафорами: «Настя была хорошая и сексуальная, как малиновая косточка, особенно когда носила тонкие свитера, обтягивающие горло». «На самом деле я очень хочу спать», — сказала она и В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ ПОВЕСИЛА Рязанова (трубку)». Так мотивирован начавшийся процесс аккуратного расставания.

И только в телефонных звонках знакомого экстремиста-маргинала Рязанов находил что-то ЗАБАВНОЕ. Важным фактором является здесь пространственная разделенность с «насильником», несущим «бред на другом конце провода». Кирилл Тараментов, член боевой сектантской организации «Авангард Консервативной Молодежи» читал по телефону свои стихи. Главным поэтическим образом в приведенном в рассказе стихотворении является ПУЛЯ:

...А пулю, дружок, повстречать неохота?
Поверьте на каждого пулю найду!
...Я знаю, подросток, нужна тебе пуля,
Да, пуля в дурной подростковый висок!
Щека моя вдруг заскользила от смеха,
Как русская щука в холодной реке.
«Товарищ, нам пуля совсем не помеха!» —
Мы скажем друг другу в фашистской тоске.

Рязанов понимает игровой характер этой страсти к насилию, тем не менее он отождествляет себя и с Кириллом, плывя «в разговоре теми подводными реками, по которым направлял его ломающийся голосок юного придурка-собеседника». Но в этих графоманских виршах есть и зловещие компоненты: неустойчивость подростков отражена такими глагольными сочетаниями, как стесняется высказать что-то, отводит глаза и бормочет в бреду шатается, спину сутуля,... что-то ищет.

Однако над ними есть кто-то, угрожающий пулей, навязывающий пулю как нечто необходимое подростку. Мотив насилия поддерживается столкновением эмоций.

Безошибочно узнаваемая в рассказе «Бедный Рязанов» атмосфера и тональность сегодняшней российской действительности выражается среди прочего в смещении цвета с превалированием одного его специфического оттенка. Поясним это на примере самого частотного из цветовых мотивов рассказа: зеленушный — прилагательное С. Шаргунова, образованное по аналогии с желтушным цветом и означающее, по всей видимости, серо-зеленый с напрашивающейся нотой болезненности, хилости.

В заключение отметим, что на протяжении нескольких лет русисты Гамбургского университета осуществляют координацию своих учебных программ, обмениваясь материалами с коллегами из Центра русского языка и культуры СПбГУ и посещая занятия друг друга. В программу летних курсов в Гамбурге неизменно включаются лекции по русской литературе. В последнее время студенты все чаще изъявляют желание познакомиться с творчеством современных авторов. Их интересуют самые разные направления сегодняшнего литературного процесса. Полученные знания очень помогают студентам работать в рамках нашего курса лекций по новой русской литературе.
 

Следующие вопросы предлагаются нами для практического занятия по рассказу:

1. Мотивирована ли для вас фамилия главного героя рассказа?

2. Если рассказ — это художественная модель мира, то какие черты сегодняшней жизни эта модель отражает?

3. Можно ли выделить в рассказе элементы пародии?

4. Какими художественными приемами пользуется автор для описания пространства?

5. Как соотносится с пространством мир предметов?

6. Какую роль играют в рассказе скорость, темп, характер движения?

7. В чем вы видите сильные и слабые стороны рассказа?
    

Светлана Фитц, преподаватель русского языка Гамбургского университета.
 

Текущий рейтинг: